— Нам надо не сдавать позиций, Джип, ты знаешь это.
Джип рассмеялась.
В ту же ночь она сказала в темноту, разделявшую их кровати:
— Брайан, обещай мне одну вещь!
— Смотря что. Я тебя слишком хорошо знаю.
— Нет! Это очень разумно и вполне возможно. Обещай!
— Ну хорошо, если так.
— Я хочу, чтобы ты разрешил мне записать на себя аренду Красного дома. Пусть он будет моим — позволь мне заплатить за все.
— Но в чем же тут дело?
— Просто я хочу иметь свой дом. Я не могу объяснить, но после сегодняшнего визита твоей матери я почувствовала, что это мне необходимо.
— Дитя мое, но как же я могу жить на твой счет? Это нелепо.
— Ты будешь платить за все остальное — жизнь в Лондоне, путешествия, платья, если хочешь. Мы все это решим. Дело не в деньгах, конечно. Я только хочу чувствовать, что если когда-нибудь стану больше тебе не нужна, ты сможешь просто перестать ко мне приходить.
— Это жестоко, Джип!
— Нет, нет. Сколько женщин теряют любовь мужчин именно потому, что требуют от них многого! Я не хочу потерять твою любовь. Вот и все.
— Это глупо, милая!
— Нет, не глупо. Мужчины, да и женщины тоже, всегда влачат за собой цепи. А когда нет цепей…
— Ну что ж, тогда разреши мне взять дом на себя, а ты сможешь уехать, когда я тебе надоем. — Его голос звучал приглушенно и обиженно. Она слышала, как он ворочается с боку на бок, словно сердится на подушки.
— Нет. Я не могу этого объяснить, но так лучше.
— Мы только начинаем нашу совместную жизнь, а ты говоришь так, словно хочешь ее разорвать. Это обидно, Джип. Вот и все.
Наступила мертвая тишина, оба лежали тихо в темноте, как бы стараясь победить друг друга одним молчанием. Прошел почти час, прежде чем он вздохнул, и, почувствовав его губы на своих, она поняла, что победила.
ГЛАВА III
Она сидела в кабинете, и лунный свет падал на ее лицо. Снова нахлынули воспоминания о днях, которые они провели вместе в этом старом доме.
В первую зиму Саммерхэй сильно расшибся на охоте. Вспоминать о том, как она его выходила, было удивительно приятно, хотя с тех пор прошло уже два года. Чтобы ускорить выздоровление, они поехали в марте в Пиринеи, в Аржелес — цветущий миндаль, синева неба, чудесные две недели! Когда они возвращались домой, в Лондоне произошла первая неприятная встреча. Однажды вечером, выходя из театра, Джип услышала женский голос:
— О! Брайан! Как давно мы не виделись! Он ответил нерешительно, словно обороняясь:
— Здравствуй! Как поживаешь, Диана?
— Где ты пропадаешь все время? Почему не бываешь у нас?
— Живу в деревне, как-нибудь зайду. До свидания.
Высокая девушка, рыжеволосая, с удивительно белой кожей и карими — да, карими! — глазами… Джип видела, как эти глаза с каким-то жгучим любопытством окинули ее с головы до ног. Брайан взял Джип под руку.
— Пойдем, возьмем машину.
Когда они выбрались из толпы, она сжала ему руку и спросила:
— Кто она?
— Троюродная сестра, Диана Лейтон.
— Ты ее хорошо знаешь?
— О, да, мы часто встречались.
— И она тебе очень нравится?
— В общем, да.
Он внимательно посмотрел ей в лицо; в глазах его, обычно серьезных, искрился смех. До сегодняшнего дня эта высокая девушка с ослепительно белой кожей, с жгучими карими глазами и огненно-рыжими волосами была для Джип всего лишь не совсем приятным воспоминанием. Как раз с того вечера они решили больше не скрывать свою связь, стали ходить, куда хотели, не опасаясь встречи с кем-либо из знакомых. Ничто так не помогает пренебрегать обществом, как любовь. К тому же они редко бывали в Лондоне. Но Джип никогда не покидало ощущение, что тот идеал жизни, к которому стремилась она, вовсе не идеал для него. Ему надо бывать в свете, встречаться с людьми. Его нельзя отгородить от светских развлечений и обязанностей; в один прекрасный день он может почувствовать, что прозябает по ее вине. Ездить каждый день в Лондон было утомительно; и она уговорила его нанять меблированную квартиру в Темпле и ночевать там три раза в неделю. Несмотря на все его мольбы, она ни разу не побывала в этой квартире и, приезжая в Лондон, всегда останавливалась на Бэри-стрит. Она боялась вызвать у него ощущение, что висит на нем тяжелым грузом. Быть для него всегда желанной, не будничной, чтобы, уезжая, он стремился поскорее вернуться к ней! Она никогда не спрашивала его, где он бывает, с кем встречается. Но иногда она задавала себе вопрос: любит ли он ее так, как любил раньше? Такая ли его любовь, как ее — страстная, обожающая, заботливая, самоотверженная, отдающая себя целиком? Но в душе она требовала взамен такой же любви — ибо как может гордая женщина любить человека, который ее не любит? Ее любовь всегда жаждет союза более полного, чем тот, который возможен в этом мире, где все движется и изменяется. Восставать против пут такой любви у нее и в мыслях не было. Она не выдвигала никаких условий: она поставила все на одну карту, как когда-то сделал ее отец.