Том 6. Лимонарь

Андрет правил Корнуалем, а король Марк — ему остались: корона без встреваться и для забавы карлик.

— Вот ты мне пророчил: Тристан меня погубит. Ты все врешь.

— Да ты давно погиб, — отвечал карлик, своим совком дразня.

— И что за дурацкая привычка высовывать язык?

— Он у меня от времени сам вылезает. Мы с тобой отставные.

— Я тебя прогоню как собаку.

— Я не собака.

— Ну пес.

Карлик, выпуча глаза, убирал в рот совок, и снова высовывал, дразня.

А и вправду незавидная доля была короля Марка, всем командовал Андрет, а королева Корнуаля с того дня как Тристан покинул Корнуаль, голоса ее на приемах и праздниках не слыхали. Исольда затворница.

С Исольдой одна ее верная Брагиня. Ее называла Исольда святой черничкой — «девственница — мученица», что всегда вызывало смущение: время не изгладило памяти о первой брачной ночи.

С утра, как когда-то в Ирландии, обе были заняты с больными: они лечили волшебными травами — наука матери Исольды королевы Эмен; вечерами читали старинные ирландские повести, память о родине, и письма Тристана. Всякий день, всякий час, а мысленно всякую минуту повторялось имя Тристан. Это имя стало для Исольды стеклянным мостом из Корнуаля в Нант.

Из Нанта Тристан предпринимал путешествия — это разрешалось — по Малой Бретани и на острова. Ездил к королю Артуру и к Ланцелоту, участвовал в собраниях «Веселого Братства». Тут он встретил рыцарей, которых с детства знал поименно из своей первой книги: «Король Артур и рыцари Круглого Стола».

С болью прислушивался к рассказам о Исольде — рыцари бывали всюду и в Корнуале.

Его волновала всякая подробность. «Золотые волосы Исольды потемнели!» — замечание сразу приблизит Исольду: сравнивая с какой он прощался и ту, с какой он встретится, он чувствовал, как живое, и что ждет чего еще, сам не смея спросить.

* * *

Гарнот приехал в Нант, как всегда на краткий срок. И задержался, не собираясь возвращаться в Корнуаль: любовное приключение — какой же рыцарь без приключений!

Тристану Гарнот поверил тайну: жена Сегурандеса. И был убежден, шито — крыто. Но разве возможно что — нибудь скрыть в Нанте: чужая тайна — единственное развлечение, на что и звери падки. Тем более замешан иностранец. И Сегурандес, как говорили, принял надлежащие меры предосторожности.

Поле любви — широко и просторно, но и заставы. Кому, а Тристану как не знать! Свидания стали не безопасны. Гарнот попросил Тристана пройти вместо себя на разведку. В условленный час Тристан пошел. И наткнулся на Сегурандеса. Сегурандес поджидал у дверей и на стук, приняв за Гарнота, встретил Тристана копьем.

Тристан, как однажды Жучок с поля, дыша, добрел до дому.

Рана была не тяжелая — пырнул! — на турнирах на такое не обращают внимание, но копье было отравленное — Тристан слег и не подымался.

Единственное спасение — Исольда: тайна яда: отравленный меч Аморольта «за родину» и отравленное копье Сегурандеса «за друга» — в ее власти.

Давно был готов корабль, задержка из-за Гарнота, но теперь он немедля едет и вернется из Корнуаля не один, а с Исольдой — «во что бы то ни стало».

Он думал о Андрете: какую подымет против поездки Корнуальской королевы к ссыльному в Нант.

Тристан думал не о Марке — «короля не спросят», ни о Андрете, — «так его Исольда и послушает!» — он думал о Исольде: долг и любовь, что возьмет верх? ее любовь — как я люблю ее».

— Если Исольда... если ты без нее вернешься, подыми черный парус.

— Что за ерунда, — сказал Гарнот, — черный парус! Да у меня и нет такого.

Гарнот простился — верная любовь.

Исольда, ее брат Каетан, Говерналь, Сегурандес, без вины виноватый «обознался», и его жена не отходили от Тристана.

Дни ожиданий: боль и тоска.

Всякий день Каетан и Исольда бегают на пристань и подолгу следят за морем — им все кажется на горизонте машет белый парус. И уверенно возвращаются домой:

— Чуть — чуть видно белым облаком.

Тристан открывает глаза — белым облаком в его глазах плывет надежда.

Желание и надежда приближают сроки.

Любовь сильнее долга — корабль Гарнота вышел из Карнуаля, плывет Исольда и с ней Брагиня, везут волшебные травы на яд.

К ночи на море буря. Вдруг закипело — гремит.

Эти перебойные песни, звучащие сверла в первородное, преисподнее — бездонное нутро, густое всасывающее и затягивающее в свои бескрайние недра и стоголосый выплев — выплеск в крутящий вихрь.

Стук копыт, треск ремней, скрип колес, щелк бича шум колесниц, громыхание — звон — цепи, мечи.

Это я

я вздох

свист

буря

резкий ветер

зимняя ночь

крик

рыдание

стон

я всегда и всюду

моя любовь Тристан.

— Исольда.

— Я могу засветить солнце, луну, звезды.

— Солнце.

Всю ночь никто не сомкнул глаз.

К утру затихло.

Каетан побежал на пристань.

На горизонте в рассвете белым крылом мелькало — корабль.

Каетан вернулся. Наконец-то дождался — он верил:

Белый парус — Исольда.

Задремавшая под утро Исольда очнулась: Исольда — ее она увидит! — и сердце ее сжалось и для мысли: «Исольда спасет Тристана», — не осталось места.

А время идет и никаких гудков и на улице тихо. Не стало сил ждать. Бессонная ночь колола глаза: повалиться и заснуть.

Каетан остался стеречь, а она вышла.