Том 6

Документальная повесть-хроника И. Кандаурова «Словацкая легенда» рассказывает именно о том, что происходило в ту осень за Карпатскими перевалами в Словакии, приоткрывает перед нами всю сложность борьбы партизан с немецкими захватчиками, с власовцами, с провокаторами в обстоятельствах подчас неумолимых, трагических, где мерой справедливости была ответственность за жизнь каждого человека. Время войны не терпит истину в двух лицах, более того — выбирает одну сторону медали, один цвет, один долг, одну родину даже тогда, когда человек сражается и гибнет за нее на территории другой страны.

1980

Мир Шолохова (Диалог с писателем Арсением Ларионовым)

Новое слово

— Юрий Васильевич, пожалуй, после Льва Николаевича Толстого в русской литературе не было примера, равного Шолохову, когда писатель, придя в нее столь рано — в девятнадцать лет — первые рассказы, в двадцать один — первый сборник, в двадцать три — первые две книги «Тихого Дона» и широкое признание, — остается полвека первым не только в отечественной, но и мировой литературе…

— Исключительно счастливая судьба, может быть, даже более счастливая, чем у Толстого. Он лишь мечтал о книге из народной жизни, Шолохов написал ее.

— И все же, по-моему, не напиши Шолохов третью и четвертую книги «Тихого Дона», вряд ли он занял бы в русской литературе такое место. Именно в этих двух томах с поразительной силой раскрылся его гений…

— Да, без этих двух томов все в его судьбе, вероятно, было бы иначе. Но тогда мы воспринимали бы его творческую жизнь как трагически оборвавшуюся — ведь талант уже крупно заявил о себе в «Донских рассказах», «Поднятой целине» и особенно в первой и второй книгах «Тихого Дона». После этих произведений ждать надо было от него многого, и оно явилось, это многое, — завершающие книги «Тихого Дона» были потрясающими событиями в художественном мире. Законченный роман стал целой человеческой судьбой. Он вызывает у меня и ощущение самой жизни писателя. Первая книга — это богатство и буйство красок, радость первородства, юность. Вторая — острое чувство молодости. Третья — зрелость через горькое познание. Четвертая — золотая середина пути, выбор и осмысление, мудрость и близкая истина. Писатель творил роман в согласии с собственным развитием. Но им была прожита не только жизнь, в максимальном приближении он прожил эпоху. Это определило его художественное прозрение. Как долог путь Толстого от «Детства» до «Хаджи-Мурата», Достоевского — от «Белых ночей» до «Братьев Карамазовых», то есть от сентиментально-романтического состояния до строго углубленного философского осмысления. Шолохов же сразу врывается в литературу как бы ясновидцем. И в этом феномен его, великого художника.

— Что вы вкладываете в данном случае в понятие «ясновидец»?

— Талант не знает возраста. Юный Шолохов обладал жизненным, нравственным и литературным опытом в таком изобилии, что открыл новый мир, доселе человечеству неизвестный. Художник, по моему убеждению, жизнь не воспевает, не отражает и не изображает в иллюстрациях, подобно посредственностям, а создает вторую реальность, потому он и властен спорить со временем, ибо твердо стоит на земле и является частью своего народа, разделяя его чаяния, духовные истоки и надежды. Тогда он творит новое слово в литературе.

— Кстати, о новом слове. Известно: Федор Михайлович Достоевский писал, что с Пушкиным и Гоголем в отечественной литературе «иссякло свое, настоящее русское и оригинальное слово». Он считал, что помещичья литература «сказала все, что имела сказать (великолепно у Льва Толстого). Но это в высшей степени помещичье слово было последним. Нового слова, заменяющего помещичье, еще не было, да и некогда…». Однако надежды Достоевского, а потом и Толстого были связаны с ожиданием настоящего, крупного таланта из народа, способного сказать новое, доселе неизвестное русское слово…

— Наверное, в этой мысли Достоевского лишь сладкая надежда. И Толстой и Достоевский верили, что история народа нашего идет по восходящей, а стало быть, должны родиться и новые творцы слова. Это верно, но лишь отчасти. Народный талант является не просто сам по себе, не только по мере развития общества и литературы, как это случилось, скажем, с Толстым, Достоевским, Буниным, Чеховым. Народные таланты, такие, как неповторимый философ эпохи Горький и золотой самородок казачества Шолохов, выдвигаются великими, переломными событиями в жизни народа, какой была Октябрьская революция, Поэтому явление Шолохова имеет принципиально новое значение… Полководец Жуков, к примеру, тоже великий народный талант, но разве он открылся нам на Халхин-Голе? Там он заявил о себе. Только чудовищная машина вермахта, со всей технически изощренной системой войны, способствовала тому, что у нас вырос, выдвинулся во всем полководческом блеске гений Жукова. Когда мир находится на грани жизни и смерти — слово всегда за народом, тогда он творит историю. И тут появление Жукова и Шолохова — необходимость.