— Пустыня, вечность, — со вздохом сказал Свиридов. — Ни одной души на сотни километров, ни одного Огонька. Странновато, а?
Аня поднялась с ящиков, подошла к Свиридову, волоча по бревнам полы тулупа, прижала к щеке нагретый дыханием мех воротника, посмотрела с полувопросительным ожиданием на меркнущее в потемках туч лезвие заката.
— Какое мрачное небо… Здесь бывает тоскливо, правда?
— Ох, не то слово, Анечка, — заговорил Свиридов доверительно, — Жить в тайге — это не для всех. Все с характером связано. Вот Коля наш немного одичал, — добавил он шепотом, оглядываясь на ящики, где под брезентом спал Кедрин, — хотя тайга для него — мать родна. И то, знаете ли, нервы не выдерживают… Вы на него не обижайтесь. Все перемелется. — Он помолчал. — Покурить, что ли, чтоб дома не скучали… Постойте у руля, доктор, парочку минут, а я тут рядом посижу.
— Пожалуйста, курите.
— Ночью холод свое возьмет, — неопределенно забормотал Свиридов и, притопывая, двинулся к ящикам, прерывисто втянул в себя воздух. — Ночка! Чтоб ее волки съели! Вроде опять дождь начнется, заволакивает. Палатку бы поставить, да плот маленький. На катере бы веселее было… Э-эх, где мои папиросы, отрада моя?
Так, бормоча и вздыхая, он устроился на ящиках, пошуршал своим резиновым плащом, повозился со спичками и вскоре затих там, куря в рукав, пряча огонек папиросы от ветра.
Чуть-чуть переводя весло, Аня выравнивала плот на едва различимую в темноте полоску заката, мрачно и чуждо отсвечивающую в воде стальным холодом, и вдруг с ощущением окружающей плот безлюдной пустоты ночи, чувствуя, как ветер морозно обжег колени в распахнувшихся полах тулупа, почему-то вспомнила прошлую ночь: залитую луной реку, Кедрина у руля, багровый уголек его трубки — и, как от колючего озноба, передернула плечами, мгновенно очнувшись от тяжелых капель, упавших на лицо, от близкого и слитного рева тайги, от ее несущегося из темноты гула, «Сколько нам плыть еще?» — подумала она со страхом, и на миг ей показалось — случилось что-то, плот бешеным течением несет прямо на берег, весло, как намыленное, выскальзывает из ее рук, и удержать его нет сил в туго забурлившей воде.
«Куда мы плывем? Я ничего не вижу!..»
— Свиридов! — шепотом позвала Аня. — Свиридов! — позвала она громче.
Никто не ответил, и тут что-то бесформенное, черное прошуршало мимо плота, упруго, сильно хлестнуло по бревнам, как ливнем обдало волной влажного воздуха и брызг. Плот стремительно несся в непроглядной тьме.
— Свиридов! — крикнула она.
Свиридов вскочил, заспанно сопя, кинулся к ней, непонимающе и дико схватился за весло, оттолкнув ее в сторону.
— Что случилось? Что вы?..
В то же мгновение оглушающий удар сбил обоих с ног, Аня успела услышать, как пронзительно заскрипел плот, ее бросило к ящикам, ящики скользко покатились по бревнам, и тотчас она с ужасом почувствовала горьковатый вкус водянистых листьев на губах, и стало невмоготу дышать от с силой ударивших в лицо, в грудь мокрых ветвей. Она упала на бревна, задыхаясь, еще не понимая, что произошло, а вокруг и над ее головой шумели невидимые деревья, сыпались ледяные брызги из тьмы. Плот стоял. Со всех сторон сомкнулась чернота, и она едва уловила чьи-то вскрики:
— Аня-а! Аня-а-а!..
Впереди вдруг зажегся, пронзил сеть дождя острый луч фонарика, выхватил из темноты качающиеся кусты, деревья, дыбом вылезший на берег плот, возле него по колено в воде двигались неясные тени и как бы поднимались над этим узеньким светом.
— Накомандовал! — донесся злой голос Кедрина. — Голова на плечах была? Куда смотрел?
— Колечка, да ведь мука в ящиках!.. Что же делать? — отрывисто вскрикивал Свиридов. — Боже мой, Анечка! Где Анечка?..
— Замолчи! За это растяпство бить тебя мало!
В это же время прыгнувший свет фонарика на секунду осветил сдвинутые на плоту ящики, уперся Ане в лицо, и вблизи раздался голос Кедрина:
— Доктор, живы? Не ушибло? (Она только слабо качнула головой.) Свиридов! Осматривай впереди плот! Проверяй связку! Доктор! Сойдите в воду! Только осторожней! Держитесь за плот!..
Впотьмах замелькала желтая полоса света, скользнула по ящикам, наполовину съехавшим в воду, по мокрой щеке, по ощупывающим бревна плота рукам Свиридова, и слабые возгласы доносились оттуда:
— Да как же это, Колечка? На остров наскочили!
— Клади ящики, тебе говорят! — гневно закричал Кедрин. — Что стоишь? Быстро!
Вокруг плота бурлило, заворачивало течение, и Аня, стоя по колено в воде, почему-то прижимаясь к плоту изо всех сил, словно бы издалека слышала, как звенел по реке дождь, шумели над головой деревья, скрипели бревна, стучали об них ящики, кто-то прерывисто и часто кашлял, и лишь теперь ясно понимала, что случилось.
— Доктор, вы здесь?
Приблизилось хлюпанье по воде, и у самого уха Ани — трудное дыхание; влажные крепкие пальцы случайно коснулись ее руки, и рядом прозвучало глуховато:
— Потерпите малость, доктор!