Том 5

Потом он остался один на платформе. Дальний шум поезда затихал в лесах, давно уплыла в ночь красная искра последнего вагона, и дико, неотвратимо, словно радуясь бешеной своей скорости, закричал в чаще паровоз, рождая мощные звуковые перекаты: «Проща-ай!»

— Прощай, — прошептал Сергей, только сейчас поняв, что он больше никогда ее не увидит.

Он сошел с платформы, вспрыгнул в телегу и, как бы опомнившись, бешено погнал лошадь в черноту ночи, подальше, подальше от этой станции.

1950

Река

1

Сильный ветер шумел в вершинах островов, и вместе с гулом деревьев доносилось тревожное кряканье озябших уток. Уже больше двух часов плот несло по быстрине, и не было видно ни берегов, ни неба.

Подняв воротник куртки, Аня сидела на ящиках и смотрела в темноту, где давно исчезли огоньки Таежска. Только позавчера, после пересадки с поезда на самолет внутренней линии, она прибыла в сибирский этот городок, старинный, купеческий, с современными громкоговорителями на улицах, усыпанных пожелтевшей хвоей, и там, получив назначение, не найдя в себе смелости расспросить подробно о новом месте, плыла теперь в геологическую партию на плоту с совершенно незнакомыми людьми. Было ей неспокойно, и не проходило ощущение странного сна, который должен вот-вот оборваться. Но все было реально: растаяли в холодной тьме слабые искорки дебаркадерных фонарей, она сидела на ящиках, и от порывов ветра в конце плота разгорался багровый жарок трубки, поскрипывало равномерно весло, черным пятном проявлялась человеческая фигура, — и, будто вырываясь из сна, Аня наконец спросила неуверенно:

— Мы нигде не остановимся?

Раскаленный уголек трубки колыхнулся, осветил блеснувший циферблат ручных часов, хрипловатый голос ответил из потемок:

— Два с половиной часа в пути. Что вы не спите, доктор? Ночевки на берегу не будет. Ложитесь возле Свиридова на ящики и спите себе.

«А что сейчас в Москве? — подумала Аня, представляя затихающие к ночи улицы, тихий свет фонарей на асфальте, зеленые огоньки такси на опустевших стоянках. — Да, да, письма сюда будут идти больше недели…»

— Замерзли, что ли?

— Нет, нет! — сказала она быстро.

Ветер расчищал небо; над высоким левым берегом, в прорехах туч, ныряя, цепляясь за побеленные вершины тайги, катилась луна, становилось то сумеречно, то ясно. Аня, привыкшая к темноте, с удивлением увидела весь плот — ящики, брезент на нем, спящего под тулупом геолога Свиридова и второго геолога, Кедрина, подошедшего к ней от весла: с обоими ее познакомили утром в управлении Нефтеразведки.

Луна высвечивала замкнутое, хмурое лицо Кедрина; просторная куртка с откинутым дождевым капюшоном делала его широким и тяжелым, и еще утром Аня подумала, что он своим мрачным видом был похож не на геолога, каких встречала не раз в Москве, а на какого-то немолодого зверобоя.

— Продрогли, доктор? — сказал Кедрин. — Ну ладно, это лирика… — Он усмехнулся. — Вы как, мозолей боитесь? Или, простите, для медицины очень бережете ручки?

— Почему вы это спрашиваете? — не поняла Аня и зябко засунула руки в рукава. — Странно как-то…

Он, медля отвечать, пососал трубку, проследил, как пронизанные лунным светом белые клочки дыма унеслись к черной воде, после молчания сказал почти грубовато:

— Идите сюда!

— Зачем?

— Идите, не задавайте вопросов! — повторил он тем же тоном и медвежьей развалкой двинулся к веслу. — Здесь я за вас отвечаю, а мне поручено доставить вас в сохранности.

Аня слезла с ящика и подошла, вглядываясь в его лицо.

— Я вас не понимаю.

— Становитесь сюда. Берите весло. Вот так. Ясно? Держите плот посередине… Движение веслом вправо и влево. Наука примитивная, но согреетесь — гарантирую. — И, не ожидая ответа, сел на ящики, выбил трубку о доски, добавил: — Не стесняйтесь, работайте, только мозолей на ручках не бойтесь!

— Но я не пробовала ни разу, — проговорила Аня с робостью. — Я должна управлять веслом? Вы… серьезно говорите?

— Совершенно серьезно. Попробуйте, я же вам сказал.

От волнения, от студеного воздуха у нее заныли зубы, она вправо и влево с усилием повела веслом, вырывавшимся из ее рук, и рядом заскрипела уключина, забурлила вода. Тяжко покачиваясь, плот скользил по быстрине — и, как в непрекращающемся сне, Аня со страхом оглянулась на Кедрина, который молча сидел в накинутом на плечи тулупе, темным силуэтом выделяясь на ящиках, среди залитой холодной луной реки; долго спустя он проговорил вроде бы насмешливым голосом:

— Если не согрелись, доктор, поработайте еще минут двадцать.

2

«Где я? Что со мной?» — подумала Аня, просыпаясь, чувствуя томительную боль в плечах, и, вспомнив ночь, высвободилась из тулупа, изумленно огляделась. Было серое утро. Над головой клубящаяся туча закрыла полнеба. На востоке сквозила узкая щель мутной зари. Пахло дождем. Со свинцовых плесов с беспокойным кряканьем подымались тучи диких уток и, покружившись над рекой, летели в тайгу — должно быть, на тихие озера.

— А, Анечка! Как спали?..