Строк с одним словесным совпадением внутри своего пучка в нашем материале — 142 из 467 (30,5 %); строк с двумя словесными совпадениями — 57 (12 %); строк с тремя словесными совпадениями — 4 (1 %). Всего, таким образом, почти половина строк с ритмико-синтаксическими клише (43,5 %) стремится стать ритмико-синтаксическими формулами. 35 строк (7,5 %) имеют двухсловные неперекрещивающиеся совпадения с одной или двумя другими («Корнеля гений величавый» — «Эсхила гений величавый», «Пристрастья важных Аонид» — «Наперсник важных Аонид» и т. п.): их, видимо, безоговорочно можно считать формульными. Считать ли формульными такие ряды, как «Пора сердечных вдохновений» — «Пора унылых сожалений» — «В тоске безумных сожалений» — «В тоске сердечных угрызений» — «В тоске любовных помышлений», и как сформулировать их признаки, — об этом еще предстоит договориться. У фольклористов, как известно, тоже до сих пор нет общепринятого мнения, что считать и что не считать формулой.
Во всяком случае, из приведенных примеров кажется ясным один важный вывод. Интертекстуальные переклички не всегда имеют смысловую нагрузку, не всегда обогащают смысл одного места в тексте сознательным или бессознательным напоминанием о другом месте в тексте. Они могут возникать случайно и независимо друг от друга на основе естественных данных языка и стиха. Можно говорить о словаре строчных словосочетаний, общем для целой поэтической культуры (например, пушкинского времени), точно так же, как о словаре отдельных слов. Мы надеемся в дальнейшем показать общность «поэтического хозяйства» повторений и самоповторений для Пушкина, Баратынского, Языкова, Полежаева, Лермонтова. (Когда Баратынский в «Цыганке» дословно повторяет строку «Онегина» «Примите исповедь мою», это можно считать сознательной аллюзией. А когда Пушкин в «Полтаве» повторяет строку еще не напечатанного «Бала» «<лицо…> Покрыла бледность гробовая»?) Выделить из этого общего достояния реминисценции индивидуальные и семантически значимые — задача очень сложная. Специалисты по интертекстам поэзии XX века сознавали это и обычно умели их различать, но интуитивно, полагаясь на чувство и опыт. Этой статьей нам хотелось бы приблизить момент, когда это искусство станет наукой.
«Ты-ты-рифмы»: рифмо‐синтаксические клише у пушкина[643]
Из чего состоит русский стих?
Сто лет назад, по традиционной школьной метрике, на этот вопрос нам твердо ответили бы: из стоп. Семьдесят лет назад, после Чудовского и Томашевского, нам ответили бы: из слов. Сейчас, в свете новых работ по лингвистике стиха, мы вынуждены сказать: из словосочетаний.
Что это значит? Традиционная школьная метрика говорила: поэт складывает первую строку «Евгения Онегина» из стоп:
Стиховедение ХХ века говорит: поэт складывает строку из фонетических слов:
Это и есть предмет лингвистики стиха: как по различным позициям стиха распределяются различные части речи (морфология) и в какие связи они между собой вступают (синтаксис). Так, подсчитано, что слова с длинным безударным началом — это главным образом глаголы (за счет префиксов):