Том 4. Стиховедение

Цель нашего разбора — не в том, чтобы лишний раз удивить читателя демонстрацией стереотипных приемов, обнаруживающихся там, где ему хотелось бы предполагать неповторимые художественные находки. Цель его в том, чтобы обратить внимание на важность наблюдений над словесными и ритмико-синтаксическими формулами в стихе: их опись, подсчет, классификация, выделение ведущих типов и их вариаций, определение сходств и различий в формульном фонде отдельных поэтов и эпох — это и есть один из путей обогащения стиховедческого инструментария, о котором сказано. Понятие о формульном стиле было впервые разработано в фольклористике[634], формульный стиль обычно считается признаком фольклора или пережитком его в ранней книжной поэзии. Думается, что о формульном стиле в индивидуальной авторской поэзии можно говорить с таким же правом; во всяком случае, нельзя в формульном стиле видеть признак импровизационного происхождения текста, как это иногда делается. В объективном строении стиха между устной и книжной поэзией нет пропасти — есть лишь разница в составе и концентрации ритмико-синтаксических клише и формул, которую предстоит изучить. Пропасть есть лишь между субъективными восприятиями стиха: потребитель фольклора исходит из установки на повторяемость, читатель новой поэзии — из установки на неповторимость, и это мешает последнему заметить даже очевидные повторы. Преодолеть эту установку — обязанность исследователя.

Работа по изучению формульных элементов в русском классическом стихе едва начата[635] — не разработана еще даже терминология. Мы для начала предложили бы такой ряд понятий: 1) ритмическое клише — одинаковая последовательность ритмических слов (то, что в стиховедении называется словораздельной вариацией ритма), например последовательность ∪—∪ | —∪ | ∪∪—: «Владелец нищих мужиков», «Татьяне прочить жениха», «Тревожат сердце иногда»; 2) синтаксическое клише — одинаковая последовательность членов словосочетания или предложения, например последовательность A + бБ в вышеописанной двойной определительной конструкции: «Владелец нищих мужиков», «Приют задумчивых дриад», «Карикатура южных зим», «Невесту переспелых лет»; 3) ритмико-синтаксическое клише — совмещение того и другого, например: «Владелец нищих мужиков», «Поклонник мирных Аонид», «Затея сельской остроты», «Привычки милой старины»; 4) ритмико-синтаксическая формула — ритмико-синтаксическое клише с точным повторением одного или нескольких слов: «Владелец нищих мужиков», *«Владелец нищих деревень», *«Владелец скудных деревень». Понятно, что внутри каждой из этих категорий можно выделить различные степени сходства и несходства конкретных строк: «Затея сельской остроты» будет ближе к «Привычки милой старины» (разница только в числе первого существительного), чем к «Владелец нищих мужиков» (разница всех трех слов и в родах, и в числах), a «В альбоме Ольги молодой» будет ближе к «Красами Ольги молодой» (повторение двух слов), чем к «К началу жизни молодой» (повторение только одного слова). Понятно также, что признак формулы, повторение слова, может совмещаться не только с ритмико-синтаксическим клише, но и с ритмическим и синтаксическим клише порознь: «Татьяне прочить жениха», «Татьяна любит не шутя», «Татьяна молча оперлась», «Татьяны милый идеал» будут ритмическими клише повышенной формульности, a «Ни красотой сестры своей» и «Уроки маменьки своей» будут синтаксическими клише повышенной формульности. Какова ощутимость этих различных степеней сходства, объективно можно будет сказать лишь после ряда лабораторных опытов по психологии восприятия стиха.

Мы начали с наблюдений над повторением пушкинских рифм на молодой и зашли очень далеко. Мы начали с молодой, потому что это одно из трех самых частых прилагательных y Пушкина; можно было начать и с двух других, милый и полный («Предчувствий горестных полна», «Невинной прелести полна», «Беспечной прелестью мила»), можно было начать и с замеченного нами на ходу моей — своей («Под небом Африки моей», «Вдали Италии своей»), и с многих других опорных слов, — каждый раз это проложило бы нам такую же просеку в неизведанной чаще ритмико-синтаксических стереотипов русского 4-стопного ямба. Вся работа здесь впереди, и до словаря формул типа шумановского еще очень далеко.

Ритмико-синтаксические клише и формулы в эпилоге «Руслана и Людмилы» [636]