Том 4. Стиховедение

Владислав Ходасевич определил тему своей книги «Поэтическое хозяйство Пушкина»[637] как «самоповторения y художника». Реминисценции и автореминисценции Пушкина в это время впервые привлекли смущенное внимание литераторов и литературоведов: М. Гершензон хотел назвать так и не написанную статью об этом «Плагиаты Пушкина»[638]. Постепенно смущение проходило: после того как В. Виноградов[639] с легкостью стал перечислять переклички между стихами Пушкина и его предшественников, исследователи почувствовали, что такие «плагиаты» — не аномалия, a норма поэтического языка. Но популярной тема не стала: даже в последние десятилетия, когда изучение «интертекстуальности» сделалось модным, исследователи упражнялись преимущественно на стихах Мандельштама и других поэтов XX века, — Пушкина предпочитали не касаться.

Ходасевич предупреждал читателя: «я сознательно старался не подходить к темам пушкинского словаря и словаря пушкинских рифм»[640] — можно добавить: «и пушкинских ритмов». Почти одновременно С. Бобров начал рассматривать стихотворные реминисценции именно как «одинаковые слова на одинаковых ритмических и рифмических местах»[641], и это сразу расширило представление о поэтической кладовой Пушкина. Стало ясно (хотя, может быть, не сразу и не до конца), что:

1) стихотворная строка вмещает лишь ограниченное число сочетаний ритмических слов (т. е. односложных, двухсложных с ударением на 1‐м слоге, двухсложных с ударением на 2‐м слоге и т. д.) — например, в 4-стопном ямбе таких ритмических вариаций 36, a если учитывать мужские и женские окончания строк, то вдвое больше;

2) эти ритмические слова допускают лишь ограниченное число вариантов лексического заполнения — например, шестисложное слово с ударением на 4‐м слоге («Великолепная могила», «Великолепные дубравы», «Великолепные чертоги», «Великолепными рядами» — примеры С. Боброва из Пушкина, Баратынского, Языкова) в поэтическом языке XVIII–XIX веков имеет мало конкурентов слову великолепная (и проч.), и большинство этих слов тоже будут прилагательными или причастиями;

3) эти слова стремятся соединяться так, чтобы их синтаксические связи внутри стихотворной строки были сильнее, чем между строками (анжамбманы — исключение, a не норма), т. е. в стихотворной строке оказывается возможно лишь ограниченное число синтаксических конструкций.

По всем этим причинам повторение ритмических, синтаксических и лексических конструкций в строке становится неизбежным как в стихах одного поэта, так и в стихах разных поэтов, особенно если их объединяет общая поэтическая манера (ритмические, лексические, анжамбманные предпочтения). Сочиняя стихи, поэты оперируют не словами, a словосочетаниями: опубликованные черновики поэтов, сочинявших не в голове, a на бумаге (в том числе Пушкина и Блока), показывают, что сплошь и рядом они сперва намечают общие очертания строки-синтагмы (обычно первым и последним, рифмующим словом) и лишь потом уточняется ее лексическое наполнение.

Для описания этих повторяющихся конструкций нами была предложена следующая терминология[642]: ритмическое клише — одинаковая последовательность ритмических слов (словораздельная вариация ритма), например ∪—∪ | —∪ | ∪∪—: «Владелец нищих мужиков», «Татьяне прочит жениха», «Тревожат сердце иногда»; синтаксическое клише — одинаковая последовательность членов словосочетания или предложения, например: «Владелец нищих мужиков», «Приют задумчивых дриад», «Карикатура южных зим»; ритмико-синтаксическое клише — совмещение того и другого, например: «Владелец нищих мужиков», «Поклонник мирных Аонид», «Привычки милой старины»; ритмико-синтаксическая формула — ритмико-синтаксическое клише с точным повторением одного или нескольких слов: «Владелец нищих мужиков», *«Владелец нищих деревень», *«Владелец скудных деревень». Но, конечно, между клише и не-клише, формулами и не-формулами неизбежны постепенные переходы, затрудняющие классификацию.

Реальную картину этих трудностей мы и попытаемся представить в предлагаемой заметке. Мы возьмем один реальный текст Пушкина — эпилог к «Руслану и Людмиле» (1820) — и приведем к каждой его строке все ритмико-синтаксические аналоги из всего 4-стопного ямба Пушкина.

Для обозначения ритма мы пользуемся установившейся нумерацией словораздельных вариаций в 4-стопном ямбе. Различаются 7 ритмических форм (из них одна неупотребительная) с пропусками ударений на разных стопах: 4-словная (I) «Одет, раздет и вновь одет»; 3-словные (II) «Благословен и день забот», (III) «У нас немудрено блеснуть», (IV) «Дворцы, сады, монастыри»; 2-словные (VI) «Удивлена, поражена», (VII) «В уныние погружена». В каждой различаются 4 или 8 словораздельных вариаций — сочетаний м (мужских), ж (женских), д (дактилических) и г (гипердактилических) словоразделов: