Читаем Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая полностью

Цензура запретила большую часть русских журналов. Она исправляла и калечила стихи поэтов. В1818 году Голицын счел опасным произведение Станевича «Беседа о бессмертии души», между тем как делегированные архиепископом Серафимом священники защищали его как соответствующее учению церкви. Шишков пошел еще дальше Голицына и предложил более суровый закон для цензуры, но царь не решился его принять.

Последние дни Александра. Александр, это «счастливое исключение среди своих», принес больше вреда своим подданным, чем самый неукротимый деспот, потому что в известные периоды своей жизни не переставал будить и поддерживать в них мечты о свободе, чтобы затем их же наказывать за это в периоды реакции. Еще в 1825 году он заверял в своем либерализме: «Что бы обо мне ни говорили, я жил и умру республиканцем».

Последние годы Александра были омрачены разочарованиями, явившимися как бы результатом проявлений его неустойчивой и своеобразной воли. Он давно уже не жил с императрицей. Трое детей, которых он имел от одной связи и которых он нежно любил, умерли в раннем возрасте. Ему пришлось оплакивать самую любимую из сестер, Екатерину, королеву Вюртембергскую (1819). В то время как поляки боролись за парламентские свободы, дарованные им Александром, русские с раздражением смотрели на восстановленную на окраине империи Польшу. Они упрекали также Александра в безразличии к избиению греков на Востоке, а большое наводнение, опустошившее Петербург в 1824 году, представлялось им карой неба за отказ в помощи Греции. В сентябре 1825 года, волнуемый грустными предчувствиями, обеспокоенный зловещими предсказаниями, омраченный пробудившимися воспоминаниями 1801 года, Александр покинул Петербург, чтобы отправиться на юг, в Таганрог, где он и умер 1 декабря от злокачественной лихорадки.

Политические идеи в России. Опасные изгибы политики Александра содействовали пробуждению политических идей в России. Екатерина II и Александр льстили себя мыслью, что в известные моменты своего царствования они не только разделяли воззрения просвещенных людей своего времени, но далее опережали их и вели просвещенных людей за собой. Но когда Екатерина II и ее внук сами повернули назад, люди эти за ними не последовали. Число тех, кто читал произведения французских философов, то прославляемых, то запрещаемых в зависимости от изменчивых фантазий людей у власти, становилось больше, чем когда бы то ни было. Русские офицеры, вернувшиеся из Франции после трехлетнего пребывания там вместе с оккупационной армией, принесли с Запада новые впечатления и освободительные идеи. Русские офицеры только теперь начинали понимать, чем в действительности была эта французская революция, с которой им было предписано бороться и которая вместе с Наполеоном чуть было не завоевала мир. Реставрация Бурбонов оказалась для них другим уроком. Многие думали то, о чем писал Пестель: «Я увидел тогда, что большинство важнейших установлений революции были сохранены при восстановлении монархии как благотворные, в то время как раньше мы все, и я первый, восставали против этой революции. Из этого я заключил, что она (революция), по видимому, была вовсе не так дурна, как нам ее представляли, и что в ней даже было много хорошего. Я укрепился в этой своей мысли, когда увидел, что государства, в которых она не имела места, оставались лишенными многих прав и свобод».

Эти офицеры, возвратившись в Россию, после того как они присутствовали при первых опытах парламентской свободы во Франции, снова находили в своей стране абсолютизм монарха, крепостную зависимость крестьян и зверство телесных наказаний, от которых не были избавлены даже их собственные солдаты, их товарищи по оружию в героической борьбе против Наполеона. Они видели опять придирчивую полицию, отсутствие независимой юстиции, тиранию цензуры, обскурантизм, господствующий в университетах, и повсюду презрение к человеку и к человеческому достоинству. «Тогда, — продолжает Пестель в своей автобиографии, — тогда начали зарождаться во мне идеи конституционной монархии и идеи революции; эти последние были еще слабы и не оформлены, но мало-помалу они становились и более ясными и более твердыми… От идей конституционной монархии я перешел к идеям республиканским».

Перейти на страницу:

Все книги серии История XIX века в 9 томах

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное