Том 3. Странники. Рассказы. Очерки (1942-1944)

— Стыдись, — сказал отец сыну. — С рогатками только хулиганы забавляются, стекла бьют. Уж ежели в тебе такой военный пыл, я присмотрел для тебя монтекристо, знаешь? И с патронами.

— Но… Папочка, ведь это же слишком дорого, — захлебнулся восторгом Павлик.

— Я не на деньги, — сказал отец. — Я договорился с Иваном Иванычем. Знаешь? Ты завтра отвезешь ему на салазках вот эти книги и получишь взамен монтекристо.

— И вам, папочка, не жалко книг? — почтительно спросил Павлик, с опасением заглядывая в глаза отца, как бы тот не передумал.

— Книги и вещи — дело наживное. Война окончится, снова можно приобрести, — сказал отец. — А вот Азорку жаль… Усыпить придется.

Павлик, очень любивший умного сеттера, даже руками всплеснул и закричал:

— Папочка! Что вы! Почему?

— Сам знаешь почему, — грустно сказал отец.

У Павлика навернулись слезы. Ему уже не в радость был и монтекристо. Павлик пошел в кухню. Исхудавший пес сидел возле стола, где мать крутила в мясорубке кусок конины. Он сладко и просительно заглядывал ей в глаза и пускал слюни.

— Мама, — начал было Павлик, и голос его оборвался. Ему как-то неловко сделалось начинать разговор о судьбе собаки в ее собственном присутствии, ему почему-то казалось, что умный пес может понять его.

И Павлик стал изъясняться с матерью полунамеками:

— Мама! Неужели… нельзя, чтоб… чтоб… Ведь жалко. — И мальчик показал глазами на собаку.

— Да, еще подержим… Посмотрим… Конечно, жаль, — сказала мать, откидывая запачканной рукой спустившиеся на лоб волосы. — Вот если б удалось сплавить его знакомому охотнику-леснику. А то он становится нам в тягость.

Пес умными человечьими глазами посмотрел на грустное лицо Павлика, затем на лицо хозяйки, вздохнул и, опустив хвост и размеренно постукивая когтями по паркету, пошел в кабинет. Там, в углу возле дивана, был его постельник. Павлик поглядел ему вслед, спросил:

— Неужели он догадывается?

— Он все слова понимает, — ответила мать.

Войдя в кабинет, Павлик опустился перед собакой на колени, стал гладить ее, говорить:

— Хороший, хороший мой Азорик.

Собака стучала в пол хвостом, признательно лизала мальчику руки, глаза ее были влажны. Павлик сбегал в кухню, отломил корочку от своего хлебного пайка и принес ее Азору.

5

Ах, какая удивительная штука монтекристо! И патронов можно купить в «Динамо» сколько хочешь.

Павлик обучался стрельбе в убежище — это длинный коридор, и цель можно было относить на большое расстояние. К Павлику учиться стрельбе приходили его сверстники со всего дома. На стрельбище всегда присутствовал в качестве зрителя и маленький Коля.

Первые уроки стрельбы давал отец Павлика — Дмитрий Петрович, хороший охотник. Он нарисовал на фанере фигуру пучеглазого немца с трубкой в зубах, и мальчики с особым удовольствием всаживали в немецкое брюхо маленькие пули. Пристрелявшись к ружью, Дмитрий Петрович сказал:

— Ну, теперь смотрите, ребятки: первую пулю я кладу немцу в переносицу, вторую — в левый глаз, третью — в правый.

Как сказал Дмитрий Петрович, так и вышло. Дети пришли в восторг: продырявленный немец перестал пучить глаза и стоял с перебитым носом. Маленький Коля от радости закричал, захохотал и принялся бить в ладоши.

Отлично стал стрелять и Павлик. Он даже умудрился подстрелить в убежище оплошавшую крысу.

Павлик говорил:

— Ну и полуплю я немцев! Пусть только сунутся к нам… Из настоящей винтовки… Мне папа купит.

— Никогда они не сунутся сюда, — возразили ему мальчики. — Мы ни в жизнь этого не допустим.

— Ха, не допустим, — передразнил Павлик товарищей. — А вы разве не слыхали, что вчерашней ночью возле Казанского собора ракеты пускали? А кто пускал? Диверсанты, немцы. Их надо уничтожать.

— Их, говорят, поймали. Да ведь их много… Они и на Выборгской стороне, говорят, сигналы давали, и возле Троицкого моста…

— Вот то-то и есть, — сказал Павлик. — А когда диверсантов истребят, тогда и Красной Армии легче будет.

Мальчики пробовали было играть в войну, но на это не хватало у них времени: надо стоять в очередях за хлебом, или бежать в столовую за полуголодным обедом, либо помочь маме наколоть и напилить дровишек, да мало ли. Павлику тоже было недосуг.

На игру у мальчиков времени не было, зато они, по совету Дмитрия Петровича, решили организовать пожарную дружину. В дружине двенадцать взрослых и крепких мальчиков, Павлик бригадир, а товарищ его, ученик ремесленного училища Ваня Ездаков, — правой его рукой. На дворе и по этажам теперь полный порядок: песок, вода, лопаты — все на своих местах.

Как-то глубоким вечером, во время бомбежки, в убежище быстро вошел управдом и сказал:

— Граждане… Только без волнения, спокойно. На наш дом сыплются зажигательные бомбы…

Что он еще говорил и какой шум и гвалт поднялся в убежище, мальчики не слыхали. По команде Павлика: «Дружина, за работу!» — они прытко сорвались с мест и в один момент побежали на улицу.