Том 2. Рассказы. Книга 2

Угасали березки; загорались огни на линии; гулко звонил станционный колокол; вечерний поезд надвигался на станцию; алела фуражка начальника среди котелков; суетились дачники.

Коля Арбатов стал поближе к двери; беспокойно следил за выходившими из вагона; наконец, увидел ту, которую искал – Ксению Окунькову, рыжеватую, тоненькую девочку; за нею шла мамаша и кузен Миша, правовед. Коля притворился, что не заметил Ксении, но не выдержал, обернулся и встретился с нею глазами. Поклонился и торопливо посмотрел на часы, скрывая смущение.

Прошла мимо Ксения, улыбаясь тихо, кивнув ласково Коле. И как будто осененный облаком, пошел Коля домой. Видел Коля, как сели в таратайку Окуньковы, как пыль заклубилась, скрывая дачников.

Глотая пыль, шел Коля домой мимо акаций, мимо жалких дач с фонариками; граммофоны свистели на террасах и шаляпинская пластинка арией Мефистофеля встречала восходящую луну.

Как ярко вычищенный медный таз воздвиглась на небе луна.

В садике, перед дачей, гуляли, обнявшись, сестры Колины – Тата и Ната. Говорили девочки шепотом, но успел Коля услышать прозвучавшие внятно слова – свидание, симпатия, первая кадриль…

На террасе отец, учитель математики, играл с гостями в винт.

Кто-то восклицал не без искренней печали:

– Червонная дама подвела меня, злодейка.

Поцеловав у матери руку, пахнущую зеленью, – Анна Матвеевна готовила салат – поднялся Коля к себе, наверх. Он торопливо стал раздеваться и когда менял сорочку, увидел наготу свою и вдруг смутился, вспомнив о Ксении. Он с наслаждением бросился в постель, закрыл глаза, и ему представилась рыженькая девочка, с нежными губами, с милыми глазами, слегка косящими.

И ночные мечтания прильнули к сердцу мальчика.

II

Крокет. Коля и Ната – черные; Тата и Ксения – красные.

– А вы знаете, – говорит Ксения, искоса посматривая на Колю, – у нас есть классная дама-немка, – такая чудачка! – она всегда говорит вместо «девочка, не шали», – «девочка, не шалуй»!

– А у нас в классе, – говорит Коля, – есть однофамилец мой, Арбатов Григорий, ужасный франт; он всегда носит узенькую фуражку; к нему подходит директор, показывает на лоб и говорит: «Чем уже, тем хуже».

Ната сердится:

– Почему же ты, Коля, не отогнал шара Ксении? Вот я теперь в крест не могу пройти.

Коля смущен:

– Не сердись. Я тебя проведу.

Коля не может смотреть без волнения на золотистую косу Ксении. Когда она прицеливается, чтобы ударить молотком шар, Коле хочется подставить ей свой: пусть Коля проиграет Ксении свою игру. Пусть…

После обеда идут к пруду кататься на лодке. И с ними m-lle Жюли, гувернантка Ксении, и кузен Миша. Он называет m-lle Жюли ma chérie, берет ее под руку и что-то шепчет ей на ухо. Жюли топает ножкой и бранит Мишу маленьким дикарем.

– Какой ужас. Этот «petit sauvage» говорит невозможные вещи. Я пожалуюсь madame.

Хотя солнце лениво догорает на бледном небе, барышни катаются под зонтиками. Смешливое веселье царит над стоячей водой. А вокруг пруда неутомимо носятся велосипедисты, упражняя мускулы.

– Миша! – говорит Ксения. – Сорвите мне лилию.

И вот накреняется лодка, колебля вокруг зелень воды, где плавают толстые листья и пахнущие тиной цветы.

И кажется Коле, что Ксения любовно смотрит на Мишу и на его сильную ловкую руку, которой срывает он уверенно тугие стебли.

Коля ревнует.

– Вот вы браните социал-демократов, – говорит Коля, обращаясь к Мише, – а вы читали Маркса?

– И не стану читать, – говорит весело Миша, – у нас одного выставили за этого Маркса. Глупость это все.

– Посмотрим, что вы скажете, когда будет объявлена диктатура пролетариата.

– Коля! – говорит Ната жалобно. – Не говори скучных слов.

– Домой, mes enfants, домой.

Из Арефьевского сада доносится медная музыка. И по берегу вереницей плывут пестрые купчихи и кавалеры с цилиндрами на затылке.

– А вы социал-демократ? – робко спрашивает Ксения.

– Как вам сказать… я не в партии, но разделяю во многом… Хотя есть пункты, свободная любовь, например…

– Вы – философ, – убежденно говорит Ксения. И потом неожиданно шепчет:

– Приходите завтра утром, в двенадцать часов, в Графский сад, где фонтаны.

– Хорошо, хорошо!

Коле кажется, что в груди у него птица. Ему дышать трудно.

И опять березки поют розовыми верхушками сантиментальную песенку дачной заре.

Кучера и горничные неистово грызут за воротами подсолнухи; няньки в тележках везут куда-то маленьких рахитиков; на террасах раскладываются зеленые столы, пахнущие мелом; и заключив свою томность в корсеты, жадно ищут глазами кавалеров барышни, совершающие прогулку.

Дома никого нет: Ната и Тата уходят к соседям; папа и мама уехали в город и вернутся лишь завтра утром. Наверху горничная Лиза, с милыми пухленькими губами, с веснушками на переносице, стелет Коле постель.

– И какой вы, Коля, бледненький, слабенький, как девочка.

– Только так выгляжу, а я сильный.

– Ну, уж и сильный. Я – барышня, а сильнее вас.

– Ах, какие глупости.

Коля краснеет.

– Потому, что вы все книжки читаете.

– Вот у меня на курточке пуговица оторвалась. Пришей, Лиза, пожалуйста.

– Не надо снимать: я на вас пришью.

– От тебя, Лиза, яблоками пахнет.