Том 2. Рассказы. Книга 2

Сон отлетал прочь. Странный город бессонный лелеял свою думу – о чем, ведает Бог. Устали девушки, а домой идти не хотелось. Иногда, утомленные, они стояли у черных стен гранитных, как будто поджидая кого-то. Но никто не приходил. Пустынны были улицы. Изредка лишь мчался безумный автомобиль, и женщины в нем, в белом и в черном, и бледные в цилиндрах мужчины, как призраки, проносились мимо, пропадая потом в ночной белизне.

И какое томление было вокруг! Казалось, что сердце слепнет, когда две зари медлили на небосклоне, печаля землю.

Брели девушки по набережной, прислушиваясь к ропоту Невы.

– О чем она? – спросила Маша, нагнувшись над черной бездной.

– Нельзя понять, – улыбнулась Роза печально – шепчет, кажется: «Смерть, смерть, смерть»…

Тогда Соня с упреком сказала:

– Что ты говоришь, Роза.

А Роза опять повторила с тихим восторгом:

– Смерть! Смерть! Смерть!

В ту ночь впервые пленила сердца девушек тайная мысль, полная соблазна и скорби, но они боялись еще признаться в ней. Но близился час признаний.

Маша сказала:

– Ах, как сладко болит сердце. Я, право, не вынесу этой муки, этих моих предчувствий. Соня! Роза! Я, кажется, не живая теперь. Все сон, вокруг. И я сама, как сон. Я все мечтаю о жизни, а то, что здесь – лишь призраки… Ах, возьмите меня с собою, возьмите меня.

– Что ты! Бог с тобою. Куда, тебя, Маша взять? – спросила, пугаясь почему-то Соня.

– Я не знаю, не знаю… Ты и Роза сговорились уйти куда-то, а куда, мне не хотите сказать… В далекую страну… – Милуй…

– Ты бредишь, Маша. Мы все вместе поедем на родину.

– На родину?

– Ну да, конечно.

– Какое я вчера блаженство испытала! – сказала Роза.

– Какое?

– Я вчера накупила много цветов. Больше, чем прежде. Поставила корзины рядом с постелью, легла. II на грудь цветы положила, и все дышала, дышала, дышала… И вдруг чувствую, что от постели отделяюсь и куда-то лечу. Так страшно и сладко. Смерть такая, должно быть.

VIII.

Соня получила письмо от матери. Соню ждали дома те, кто любил ее нежно. Но страшно было ехать домой. Прежде, когда говорил ей отец о Боге, она отвечала:

– Тот, кто говорит о Боге, не всегда так искренен, как ты, папа. А тот, кто делает полезное и разумное, всегда чист сердцем. И в Евангелии хорошо сказано о делах.

И Соня думала и верила, что она права.

А теперь она не сумела бы так строго и твердо ответить отцу о делах полезных и разумных.

Домой ехать было страшно. Смотреть в глаза простые и чистые было страшно.

Роза то же решила не уезжать из города. А Маше было все равно. Она похудела, побледнела и Тосковала все ожидая событий каких то. Но ничего не совершилось.

Только Роза иногда говорила:

– Сегодня двадцать.

И эти неизвестные юноши и девушки как будто звали за собой, манили, улыбаясь из мглы таинственной.

Однажды увидела Роза на столе у Сони стклянку с притертой пробкой.

– Что это? – спросила она.

А Соня ответила, смущаясь:

– Это так… Мне для опыта… Это – цианистый калий, Роза.

И тогда Роза, по обыкновению своему, от восторга бросилась на колени перед Соней и стала шептать:

– Да? Да? Да?

И та побледнела:

– Не знаю еще.

В тот же день Соня, Маша и Роза наняли большую комнату и поселились вместе. Роза перевезла рояль свой и цветы. И стали девушки жить в полусне странном, как зачарованные, ожидая своей судьбы.

– Жизнь – кукла размалеванная; жизнь – граммофон; жизнь – кинематограф, – повторяла Роза с ненавистью, забывая, что и она когда-то называла жизнь прекрасной.

– Существует гипотеза, – говорила Соня – что движение частиц, определяющее теплоту, лишено всякого порядка. Это наиболее вероятное и возможное состояние материи. В мире случайно наблюдается ритм. Вселенная вернется рано или поздно к беспорядку или хаосу.

– Жизнь – суета, – шептала Маша побледневшими губами – смерть – прекрасна, как вечная тишина, как вечный покой… «Во блаженном успении»…

И, наконец, слова о смерти и жизни стали однозвучны в устах этих девушек. И они готовились в беседах тихих к последнему признанию.

Наконец, Роза первая произнесла желанное слово:

– Хочу умереть!

Маша отозвалась, как эхо:

– Умереть.

И Соня прошептала невнятно:

– Умереть…

Тогда Роза написала своим неровным почерком на клочке бумаги: «Мы устали. Мы умираем».