Том 11. Зга

«Электрон» является в своем роде инвариантом предшествующих текстов, возникшим в процессе мучительного перестроения в мировоззрении писателя. Однако, пожалуй, ни один из современных критиков не почувствовал философской глубины поэмы. Более того, практически никто из рецензентов не раскрыл прямых текстов-источников этого произведения. В частности, в коротком отзыве В. Я. Брюсова было выражено лишь внешнее впечатление, указывающее на трудность восприятия поэтического текста: «„Электрон“ А. Ремизова написан тщательно и вдумчиво; это ряд „мыслей“, изложенных ритмической прозой; но, во всяком случае, книжка для весьма ограниченного круга читателей» (В. Б. <Брюсов В. Я>. А. Ремизов. Электрон. Пг. 1919 // Художественное слово. 1920. Кн. 1. С. 57). Общая невежественность других рецензентов даже породила довольно курьезные отзывы. В своем инскрипте 1923 г. на издании поэмы «О судьбе огненной. Предание от слов Гераклита» (Пг., [1918]) Ремизов упоминает о критических откликах, затронувших не столь поэму «О судьбе огненной» и ее расширенную редакцию – поэму «Электрон», сколь, собственно, изречения Гераклита: «Какой-то шутник в „Летоп<иси> Дом<а> Литераторов“ не одобрил, тоже и здесь некий „Дроздов“ поругал в „Рус<ской> книге“ —— Гераклита Эфесского <…>» (ИРЛИ. Ф. 256. On. 1. Ед. хр. 81). Действительно, среди редких откликов на поэмы Ремизова по легковесности литературных оценок выделялись два. Один, написанный по поводу издания «Электрона», принадлежал А. Е. Кауфману, был напечатан не в «Летописи Дома Литераторов», как запомнилось Ремизову, а в «Вестнике литературы». В частности, критик, прибегая к цитатам из текста, интерпретировал авторский замысел, не догадываясь, что поэма основывается на переложении «Фрагментов» Эфесского мудреца и культовых текстов орфиков, начертанных на «золотых таблицах», сопровождавших покойного в загробный мир: «Эта маленькая, изящно-изданная книжечка производит странное впечатление. По-видимому, А. Ремизов хотел в „стилизованной“ архаической форме изобразить мистическое стремление души освободиться от „одеяния плоти“ и слиться с „бессмертными богами“, но в действительности, ему удалось всего только придумать несколько образов, которые, однако, так и остались несоединенными в одно стройное целое и продолжают жить каждый своей самостоятельной жизнью. Эту независимость образов друг от друга А. Ремизов даже подчеркивает, предоставляя каждому по отдельной странице. Так, напр., вся 23-я страница занята четырьмя строчками: „На кручу по кремнистой тропе взбираюсь – Тучи несутся под ветром по холодному небу. И как пеленутый дым, лица плывут“. <…>, 32-я – всего на всего пятью словами: „Радуйся ныне! Радость твоя беспредельна“». Неожиданный и действительно полисемантический образ «козленка в молоке», некогда интерпретируемый Вяч. Ивановым в исследовании «Эллинская религия страдающего бога» (1904), настолько завел автора рецензии в тупик, что ему не оставалось ничего лучшего, чем закончить статью сомнительной иронией: «Странствия души с „козленком в молоке“ вполне подходящий заключительный аккорд этой, не в добрый час написанной талантливым автором „Посолони“, надуманной книги» (А. <Кауфман А. Е>. Алексей Ремизов. Электрон. Изд. Алконост, II. 1919 г. 32 стр. Ц. 12 р. // Вестник литературы. 1920. № 2 (14). С. 9). Другой отзыв, появившийся уже на страницах эмигрантской печати, был подписан критиком и беллетристом А. М. Дроздовым, который в 1921 г. возглавлял редакцию берлинского литературно-художественного и общественного журнала «Сполохи». Дроздов также, как и его петроградский коллега, не только не обратил внимания на философский подтекст поэмы «Электрон», но заведомо подошел к творческой личности Ремизова с шаблонными мерками, благодаря которым в современной литературе писателю была отведена ниша сказочника, «апокрифиста», культивирующего русскую народную речь: «Самое сладкое в писателе этом – любовь к народному языку, и самое опасное в нем – частая напыщенность, нарочитая и выдуманная, от этой любви проистекающая. Впечатление такой нарочитости оставляет и отчетная книжечка. Ремизов вещает, а глас у него не вещий, пророчит, а глубинности пророческой нет и в помине. „Электрон“ построен на ряде изречений, вещаний, что ли, по форме напоминающих евангельские тексты, что пишутся на церковных фресках. „Последнее испытание через огонь. Огнем очищается перст. А молния – кормчий“. „О, судьба! О, всемогущая! О, великое единство пути!“ „Радуйся ныне! Радость твоя беспредельна“. Дремуче, как в лесу» (А. Др. <Дроздов Н. М.> Алексей Ремизов. Электрон. Изд. «Алконост». Петербург, 1919 г. 32 стр. // Русская книга (Берлин). 1921. № 3. С. 21).

Шумы города^*

Впервые: Шумы города. Ревель: Библиофил, 1921.176 с.