Том 11. Зга

«——Федор Назарыч, вот удивитесь – только у нас это совсем обыкновенное дело! – вашей матери особенно будет удивительно. Но, по крайней мере, теперь, уж будет вам ясно о здешнем. Сужу по письмам, вы совсем не то себе представляете: вот меня не раз просили о деньгах, а когда я отвечал, что никак не могу, что и существую-то я только чудом, не верят, чувствую, и больше ни строчки, как отрезало. Федор Назарыч, передайте вашей матери: помните, Николай Павлович? сын Павла Павловича, нашего хозяина! нынешним летом определился он на должность швейцара: на „Декоративной выставке“ при парфюмерии – 600 франков в месяц. А старушка-губернаторша, квартира-то, где еще потом матросы вселились, в умывальник-то… ну, той плохо; собачонку у здешних господ прогуливает! Встречаю как-то поутру, узнала меня (хоть в той-то жизни мы и не были знакомы!): „В няньки бы куда определиться!“ – и смотрит, и так смотрит на меня, знаете, словно я могу что-то сделать. А что я могу сделать, Федор Назарыч, посудите сами —— если вы кому расскажете, может, живет в доме какой писатель, не поверит: за „сорок тысяч знаков“ – 20 рублей! – сорок тысяч букв мне написать? сколько это нужно?! впрочем, и книг не издают, да и не читают. Советовали попробовать по поварскому делу… но опять-таки испытание – и не выдержишь! – забракуют. (А какой, кажется, стаж во всех отраслях прошли мы за наши-то годы тогда в России! или на все есть своя пора?) А помните, над хозяйской квартирой самая большая – Л., помните, ведь это чуть разве Терещенок победнее: этот устроился – в сторожах под Парижем на даче, там ему и комната дается, ну, такая, как вашему отцу дворницкая, когда вы маленький были. А недавно встречаю я человека, старый такой из б. военных, раньше-то такой раздражительный, все сердился, все жаловался, да и понятно, не знаешь, ведь, куда и приткнуться: стены высокие, а все, как одна площадь – „Конкорд“ – сунься-ка! очень бедовал, а тут вижу, как просветлел весь. „Слава Тебе, Господи, – говорит, – устроился!“ И смотрит добрыми глазами (а ведь это такая редкость!) – устроился! „Прежде, бывало, и интриги всякие, ссоримся, не знаешь, что и сказать, везде дипломатия, политика, всякий тебя норовит подсидеть, ножку подставить, да и сам не плошай. А теперь знаю свое место, и никто не позавидует!“ Старик устроился в автомобильном гараже ночным сторожем. „Часа два дают поспать ночью: чулан, там старые шины сложены, в чулане – доверяют!“ А вы представляете, что такое в гараже ночью, в чулане, где сложены шины – сырость-то и этот воздух? „Доверяют“ – это тоже большая редкость! Айв самом деле, должно быть, лучшее место, „свое место“ в жизни, когда никто не позавидует. Но есть ли, Федор Назарыч, на земле такое место, такая должность, такой чулан ——»

Царевна-лягушка

Вечером сидел я над книгой и очень ушел в книгу, сам с собой разговариваю. И на стук вскрикнул, как уколотый. (Всегда так!) Темно. Не вижу – нет, и не письмо, а посыльный! пакет – взял я белую коробку: «платить?» «Заплачено». Дал я на чай. Коробку положил на камин к зеркалу. И опять за книгу, забыл и про коробку.

Сели чай пить, я и говорю:

– Коробку принесли.

– Какую коробку?

– Посыльный, и ничего не надо платить.

Да с камина ее, а как развернули – а там, ну, с роду я не видел такого! – тонейшее зеленое платье и большой зеленый камень, где застежка, удивительное платье!

– Нет ли какой записки?

И весь вечер проговорили о платье: кто б это мог прислать такое богатое платье?

– 1.000 франков, я думаю, стоит!

– 1.000! за 1.000 такого не купишь. Изумительное платье – и до чего легкое! – и все как светится и этот зеленый камень!

И стали перебирать знакомых: кто мог это сделать – послать такое платье? – любимый цвет и мерка подходит.

– Ксения Леонидовна?

———

– Петр Петрович?

———

Такого платья ни у кого нет! – Куда только в нем выйти? – На вечер писателей? – Вспомоществование неловко будет просить: всякому в глаза бросится. – Ведь вот никуда и не выйдешь. Для меня это тысяча, а опытный глаз и в пять оценит, а уж пойдет – десять тысяч!

– Ну, дома нарядиться. Придет кто-нибудь вечером… Познерам покажем: вот удивятся! А я буду рассказывать про царевну-лягушку, как я написал записку: «пришлите мне зеленое платье!» – разорвал ее на мелкие части и в полночь выбросил в окошко, а на другой день вечером стук, отворяю: клешня или жук и подает мне белую коробку; а как развернули-

– Есть же на свете люди, – говорю, – я всегда верил и верю, и сейчас это так ясно, и вы ничем меня не разубедите! настоящие люди, которые могут тебе сделать что-то и безо всего.

И я заснул под эту мысль: «на свете есть настоящие люди!» – и чудно: приснилась мне царевна-лягушка –