— А то, что бригадир двое суток без сна цацкался с компрессором. И за это получил столько же отдыха. Самое лучшее — пришлите к нам толкового слесаря. И еще, нет ли у вас свободного человека на саксаул? Прежний заготовщик поедет в Тянь-Шань. Подойдет десятник, табельщик, старший рабочий.
— А пьяница? — спросил Леднев.
— Какой, беспробудный?
— Изредка пробуждающийся. С энергичной, умной женой.
— Кто же, собственно, будет служить, она или он?
— Она. Он будет числиться и расписываться в получении жалованья.
— Присылайте!
Верблюды продолжали реветь и снова поставили на ноги весь строительный городок. На этот раз рев был подобен праздничной музыке, гимну освобождения: всем надоело до чертиков жить без дров, вместо них собирать по степи скотский навоз, ломать или вырывать с корнем засохший колючий кустарник, упрашивать шоферов, чтобы по пути прихватили где-нибудь поленце. И все — рабочие, служащие, домашние хозяйки — с пожарной прытью бежали к верблюдам.
— Гони их, чертей! — кричала толпа. — Обед, чай варить надо. Живем на сухомятке, пьем сырую воду. Изошлись животами. Гони! Ишь какие антилигенты, замочиться не хотят.
Но у караванщика были свои правила: не гони, верблюд не любит это, а жди, — и караван надрывался целый час. Только убедившись окончательно, что милости не будет, вожак умолк и перешел реку. За ним послушно умолк и двинулся весь караван.
Саксаул разгрузили и тут же потащили к баракам, юртам, землянкам, кострам.
Освобожденные верблюды разлеглись по песчаному отрогу отдыхать, напоминая могильные холмы.
Саксаул привозили издалека, через безводные и бестравные пески, путь в оба конца занимал две недели. Верблюды сильно тощали и уставали.
Обычно им после каждого рейса давали трое суток отдыха, но в этот раз только одну недолгую летнюю ночь. Рано утром они ушли, снова всполошив своим ревом весь еще сонный строительный городок.
Пески Мутон-Кумы пятые сутки обволакивали своим желтым дыханием застрявшие грузовики с горючим, бросали в тревогу и жаркую беготню администрацию строительства, подтачивали бодрость рабочих, по иным путям направляли жизнь не только отдельных людей, но и целых коллективов. Не будь их или будь они хоть чуточку сцеплены корнями степных трав, — шоферы не застряли бы с горючим, строители получали бы полную дровяную норму, завхоз и еще многие были бы избавлены от бессонницы, Вебергу не пришлось бы в день возвращения из одной командировки спешно удирать в другую и телеграфировать Елкину:
Приехать не могу, неотложная командировка.
Справляйтесь своими силами или же приостановите работы.
Для защиты от ветра и солнца шоферы натянули брезент меж двух застрявших грузовиков и начали ждать подмогу. Чувствовали они себя прекрасно: продукты при выезде получили на двойное число людей — на себя и несуществующих помощников, — варево и жарево готовили на костре, сжигая горбыли и доски, взятые для совсем иных целей, время коротали за игрой в очко. Для очистки совести однажды послали делегацию за помощью на соседний строительный участок, но помощь просили с таким равнодушием, что соседи, озабоченные переброской своих грузов, отказали без всякого стыда.
Панов, выползший из-под брезента облегчиться, заметил в желтой дали среди барханов ныряющий черный ком.
— Едут! Робя, бросай карты, копошись! — закричал он.
Шоферы сели за рули, завели моторы и принялись хохотать.
— Скажем, что работали без отдыха, без жратвы. Гони монету, гони сверхурочные! — выкрикивал в хохоте Панов. Крути, робя, показать надо — мы, мол, соревнуемся. Втирай очки!
Прибыл шофер Сливкин.
— Ты зачем? Мы тут маялись, а ты хочешь отнять у нас сверхурочные?! — закричал на него Панов. — Катись обратно!
Но Сливкин подогнал свой грузовик к машине Зубилина, еще не обнаглевшего окончательно, и сказал:
— Берись, парень, берись за дело! Не в карты играть приехал, не за то платят тебе.
Они перекатили половину груза с машины Зубилина на машину Сливкина и затем, подкладывая под колеса горбыли и доски, начали одолевать километр за километром, выбравшись из песков на сносную дорогу, дали полную скорость. Целую ночь машины неслись во весь мотор, огнями фар пугали до полного ошаления придорожных сусликов и зайцев, а ранним утром победным пеньем сирен оповестили о своем прибытии в строительный городок.
Панов и его дружки приехали через два дня, приехали на одной машине — четыре грузовика с горючим оставили в песках — и потребовали сверхурочные за всю поездку, включая и простой в Муюн-Кумах. Брошенные грузовики постепенно, по одному долго выручали шоферы Сливкин и Зубилин.
Оздоровить транспорт могла только замена спившихся и обнаглевших шоферов новыми, и пятеро были назначены к увольнению.
К Козинову прибежал завгар.
— Что вы тут в рабочкоме вытворяете?! — закричал он. — Увольняешь Панова, увольняй и меня. Я не могу без него, я плюю на все и ухожу!