Том 1. Здравствуй, путь!

Козинов из своей юрты, где просматривал списки и дела шоферов, чутко вслушивался в гам на площади, пытаясь разгадать, куда идет недовольство, кверху или на убыль. Он давно знал, что некоторые рабочие готовы предъявить непосильные для участка требования, ждут только подходящего случая, и боялся, что шум из-за дров может разрастись в угрозу строительству. Шум усиливался, от склада вдруг покатился через площадь к строящимся баракам. «Началось», — подумал Козинов и, выскочив из юрты, пустился за толпой. Две работницы с охапками щепы стояли в кругу плотничьей артели. Плотник Бурдин, размахивая топором, кричал подбегающим людям:

— Не подходи, зарублю! Тронь только — засеку!

Подбегающие озирались, плохо понимая, в чем дело.

Козинов, сильно нагнувшись, нырнул в толпу, выхватил у Бурдина топор и крикнул:

— Товарищи, тише, успокойтесь! Что случилось, товарищи?

В наступившей тишине работницы наперебой принялись рассказывать:

— Мы пришли за щепками, а этот ахид… На тебе, подавись! — Одна из работниц бросила щепой в Бурдина. — Мы тоже рабочие, нам тоже варить надо.

— Останутся, тогда и бери, — проворчал Бурдин. — Плотнику щепа полагается в первую очередь.

— С каких это пор? С каких статей? — раздались удивленно-возмущенные голоса.

— Всегда было: плотник — хозяин щепе, — провозгласил Бурдин.

— Товарищи, разойдитесь! Брали щепу и теперь берите! — распорядился Козинов.

— А ты кто такой, хозяин? Начальник? Мне твое слово — тьфу, ты мне главного подай! — приступил Бурдин к Козинову.

— И будет, будет, вон идет!

От юрты парткома торопливо шел Фомин. Увидев его, Бурдин выбежал из круга ему навстречу, схватил за плечи, тряхнул и крикнул:

— Ты — главный партейный, скажи, хозяин плотник щепе аль не хозяин?

Фомин с натугой отцепил от своих плеч руки Бурдина и, повернувшись к нему спиной, лицом к толпе, проговорил негромко, но отчетливо, сохраняя запас голосовой силы:

— Тогда он со своей плотницкой братией все наши дома и бараки пустит на щепу.

Хохот колыхнул толпу. Остуженные им плотники попятились к строящемуся бараку.

— Робята, вали на стену, вали, вали! — крикнул Козинов. — И ты, Бурдин. Щепы всем хватит.

— Ладно. — Бурдин сердито сплюнул. — Не влетели бы вам щепочки в денежку!

В юрту Елкина неловко вошел Гусев. Инженера удивил его вид: пьяная походка, красноватые глаза и вздрагивающие руки.

— Ничего не вышло? — встревоженно спросил он. — Компрессоры не желают пить керосин и ты по этому случаю выпил водочки?

Бригадир облокотился на стол и, взглянув на инженера мутным взглядом, попросил:

— А не найдется ли у вас стаканчика?.. Я к вам на два дня, помните?

— Помню, помню. Так, значит, победа?

— Полнейшая! Можно у вас выспаться? В своей палатке мне не дадут.

Елкин кивнул на пустующий запасной топчан. Экс-комбриг лег не раздеваясь и тотчас захрапел.

— Дорогой мой, подождите секунду, а как же с другими компрессорами? Кто будет переделывать их? — взволновался Елкин и подергал бригадира за рукав. — Сколько вы проспите, три дня? Что же, разъезды, дистанции будут стоять?

Бригадир оттолкнул руку инженера.

Но Елкин был настойчив:

— Группа Джунгарских разъездов сегодня доработает весь бензин.

Бригадир нехотя повернулся и, не открывая глаз, сознавая только наполовину, проворчал:

— Пошлите всех к черту, к Вебергу, дайте выспаться!

Он двое суток провел без сна около компрессоров и вымотал себя до полнейшего изнеможения. В последние часы работы ему казалось, что земля колеблется под ним и весь мир вертится волчком.

Этот случай породил на Турксибе несколько новых крылатых речений: про нуждающихся: «Живут на одном саксауле», про тех, кого надо ограничить: «Пересадить их (или его) на саксаул», про ловкачей: «Этих (или этого) на саксауле не проведешь».

Кончился еще один тревожно хлопотливый и удручающе знойный день. Солнце закатилось, заря погасла, небо стало густо-зеленым, точно громадный лист лопуха.

Козинов стоял на берегу реки и глубоко вдыхал поднимающийся над ней прохладный вечерний туман, освежающий, как лимонад со льдом. Ему все думалось, что щепа обернется в денежку, как сказал Бурдин. Уловил вздохи песка. «Не водку ли привезли», — и напряг внимание. В тумане неясными, колеблющимися пятнами обозначился караван. Козинов на спинах верблюдов распознал нескладный, костристый груз, прошел к Елкину и сказал, что везут саксаул.

Елкин тотчас протелефонировал завхозу:

— Сделать экскаваторам месячный запас, остальное раздать по кухням. — Затем, похлопывая Козинова по плечу, порадовался: — Сразу две удачи — наш чудесный экс-комбриг сделал большое изобретение, и тут же топливо. Живем! С такими молодцами я готов строить дороги на оба полюса.

Орали верблюды. Елкин и Козинов вышли на этот ор. Только что пришедший караван в несколько десятков горбов, высоко нагруженных саксаулом, стоял у реки и орал так, будто хотел разбудить всю степь от Китая до Волги и от Иртыша до Самарканда.

Вожак, великан в густых темно-бурых галифе, по-верблюжьему красавец, именно такой, каких называют королями, гневно требовал чего-то, плевался и вращал блестяще черными злыми глазами.