Только ты и я

И как это он не подумал про чердак? Вероятнее всего, эта мысль не пришла ему в голову потому, что Элли сказала ему мимоходом, что чердак заперт, а ключей у нее нет. И Стивен ей поверил, потому что тогда у него еще не было причин ей не верить, потому что запертая дверь внушала ему уверенность, потому что она одурманила его наркотиком, потому, наконец, что вчера, когда после душа он услышал шорох и стук наверху, он решил, будто это крысы или мыши.

К тому моменту, когда Стивен добрался до чердачной двери в конце коридора, ярость вновь разгорелась у него в груди словно костер. Примерившись, он поднял ногу и ударил каблуком чуть ниже замка. После третьего удара дверь затрещала. После пятого дубовая филенка лопнула. На седьмом ударе долбаный сезам наконец-то открылся.

62

Элли

Мое сознание балансирует между сном и бодрствованием – в туманном сумеречном пространстве, которое пахнет ванилью и жасмином. Здесь, в этом странном месте, меня ждет она. Наша первая встреча, полусон-полувоспоминание. То ли правда, то ли мечта. Как бы там ни было, именно эта встреча определила, кем мы станем друг для друга.

Монтерей мне понравился. Мне нравился здешний воздух – теплый, но сухой, пропитанный ароматами трав и цветов, которые росли на побережье. Ничего похожего на Орландо, где воздух настолько влажен, что им почти невозможно дышать: стоит выйти на улицу, как на тебя словно наваливается невидимая тяжесть – наваливается и пригибает к земле.

Но каким бы приятным ни был здешний воздух, на мой статус новенькой это никак повлиять не могло. Новенькая… Опять. Глубоко вздохнув, я выбралась из машины, чтобы через считаные минуты оказаться в лабиринте устоявшихся за годы дружб и привязанностей, в котором для меня не было места. Крепко сжимая ремни школьного рюкзачка, я замешкалась на ступеньках школы. Я уже чувствовала на себе любопытно-враждебные взгляды, которые говорили мне: чужая. Как сказал бы папа, притворяйся, пока не получится. Ну что ж, пятый класс, держись! Я иду!

В тени под раскидистым кедром собралась компания девчонок с конскими хвостами, одетых в разного оттенка розовое. Они стояли полукругом вокруг еще одной девочки, которая, скрестив ноги, сидела на земле. Даже издалека я видела, что ее глаза блестят от слез. Что́ говорят ей остальные, я не слышала, но это было необязательно. Их лица выражали только жестокость и злобу. Стая, окружившая жертву, – вот кем были эти девчонки, стоявшие плечом к плечу: все против одной. Вечная история, которая повторяется из года в год во всех классах начальной или средней школы. Тот, кто не может или не хочет быть как все, становится изгоем.

Я, разумеется, не знала эту девочку, но мне никогда не нравилось, когда кого-нибудь травят и унижают. Да, в этом классе я была новичком, низшей формой жизни, практически никем, но это означало, что терять мне нечего.

– …Ты никто, запомни раз и навсегда. Ничтожество! Амеба! – улыбаясь змеиной улыбкой, говорила главная девчонка, когда я подошла.

– Оставь ее в покое, – твердо сказала я и пошире расставила ноги, готовясь защищаться.

– А ты вообще кто такая? – предводительница окинула меня насмешливо-презрительным взглядом. – Гляди-ка, придурошная, какая защитница у тебя нашлась!

– Я не придурочная! – выкрикнула девчонка, сидевшая на земле.

– Может быть, ты тупая? – вежливо осведомилась я. – Я сказала – оставь ее в покое.

На этот раз предводительница не улыбнулась. В ее ватаге кто-то засмеялся.

– Я вижу, вы друг друга стоите, – заявила она и, презрительно тряхнув волосами, отошла. Подпевалы потянулись следом, и мы остались вдвоем.

Я опустилась перед незнакомой девочкой на корточки.

– С тобой все в порядке? – спросила я. Голова ее была опущена, рыжие курчавые волосы почти полностью скрывали лицо, но я видела, что она глядит на свои руки, в которых было что-то зажато: между стиснутыми пальцами торчал уголок желтой бумаги.

– Что это у тебя?

Она разжала пальцы, и я увидела крошечную птичку, искусно сложенную из бумаги. Это было как волшебство – я еще никогда не видела ничего подобного.

– Какая красивая! Ты сама сделала?

Она улыбнулась, и веснушки у нее на щеках пришли в движение.

– Это называется оригами. Японское искусство. Меня зовут Венди.

– А я – Верити, но все зовут меня просто Ви.

Поклявшись отомстить за ее смерть, я сама стала чем-то вроде оригами. Словно, складывая из бумаги журавлика, я придавала себе ту форму, которая должна была понравиться Стивену. Я спрямляла углы и изгибала прямые, я становилась податливой, как воск, старательно пряча шарниры и петли. И сейчас воспоминания об этом стучали у меня в ушах словно сердечный ритм.

Нет, это не воспоминания! Это он! Он нашел меня! Нашел и ломает дверь.