Только бы не

Пытаюсь встать, но дрожащие ноги не держат. Я выбила пробку из бутылки прошлого, и оно вырвалось наружу взболтанным шампанским.

— Поднимайся! — приказываю себе. Впиваюсь в бёдра ногтями, пробуждая мышцы. — Сейчас всё будет хорошо! — обманываю себя. Нервно поправляю постель, разглаживаю морщинки на пододеяльнике. Отматываю несколько бумажных полотенец и брызгаю моющей жидкостью на окно. Тру изо всех сил, рисую влажные прямоугольники, сходящиеся в центре. Я оттираю мой мир, мой чистый прямоугольный мир от Таля, от всего, что только что произошло. От опасности.

Я снова открыта, выставлена на суд. Всё это время я наращивала защитный кокон, жила в нём, но теперь он разрушен. Таль вскрыл меня, обнажил, и я лежу на подоконнике обессилевшей массой, сжимая в руках мокрые салфетки. Внутри что-то кровоточит, наверное, душа.

За идеально чистым окном весна. Жизнь. Она снова отторгла меня, оставила на краю.

Я почти сдаюсь. Почти.

Но нет, я соскребаю себя с подоконника. Я не могла снова ошибиться. Не могла же?! Таль сильный, заботливый, он просто в шоке. Сейчас он одумается и…

Ломая ногти о перила, бегу на улицу. В халате и трусиках. Босиком. Дверь квартиры остаётся распахнутой.

Выбежав на крыльцо, в панике смотрю по сторонам. Мне необходимо увидеть Таля. Он где-то рядом, нервничает, разговаривает по телефону. Он обязательно опомнится. Он в шоке, это объяснимо, но он же обещал меня защитить. Настоящий мужчина… он именно такой… настоящий… Он не отвернётся от невиновной женщины из-за глубины её трагедии?

Взгляд останавливается на площадке, где был припаркован мотоцикл.

Таль уехал.

И тогда у меня заканчиваются силы.

Я падаю на колени и кричу. Яростно, дико, надрываюсь до металлического привкуса во рту. Возмущаюсь собственной глупостью, доверчивостью и надеждой на хорошее, которую так и не смогла в себе искоренить.

Мир кренится, пульсирует, и я опускаюсь на землю, ослепшая от боли. Защитный кокон чешуйками ссыпался на землю, и моя душа корчится в ярком свете реальности, её тонкая кожа снова сожжена.

Я теряю связь со временем, не ощущаю утренней прохлады. Прихожу в себя только когда над головой раздаются шаги. Неритмичные, и это раздражает, заставляет съёжиться. Я люблю чёткий ритм, прямоугольники и стерильную чистоту. Таль не вписывается в мою жизнь, он порывистый и асимметричный, но мне кажется, я смогла бы его полюбить.

Если бы он не стряхнул меня, как липкую заразу.

Шаги замирают. Мужчина наклоняется ко мне, проверяет пульс. Другой рукой достаёт телефон. Я лежу на крыльце, глядя, как колышется чёрный материал его брюк. Мне нравится отутюженная, чёткая стрелка.

— Как она? — раздаётся резкий голос из телефона. Тон Дмитрия Волинского не спутаешь.

— В сознании. Лежит у подъезда, — незнакомый голос над моей головой.

— Одна?

— Да.

— Заберите её. С вещами. Подчистите территорию и разберитесь с хозяйкой.

— А с мужиком что делать?

— Он уехал или ошивается поблизости?

— Уехал.

— Найдите. Сделайте так, чтобы он не искал её и не болтал.

Меня поднимают на руки, несут вверх по лестнице. Я смотрю на рукав серой мужской рубашки, вижу волокна ткани, мелкие неровности, мокрые пятна от моих слёз. Я узнала мужчину, это охранник, который удерживал меня вчера во дворе.

— Виктория, соберитесь! — Мужчина встряхивает меня, пытаясь привести в чувство. — Всё будет в порядке, но сейчас вы должны взять себя в руки. Хозяйка квартиры дома? — Он останавливается перед распахнутой дверью и заглядывает внутрь. — Похоже, она ещё спит, — отвечает сам себе и прикрывает за нами дверь. — У вас много вещей?

Я хватаюсь за него, сжимаю плечо изо всех сил, ему наверняка больно. Но он не жалуется, и я не отпускаю, потому что в ушах всё ещё звучит его «всё будет в порядке». Ещё одна ложь, но сейчас она мне необходима. Даже если он бросит меня в костёр, я умру с верой, что он говорит правду.

— Ваши вещи здесь или разбросаны по всей квартире? — мужчина оглядывает мою комнату.

В холодильнике мой суп. Вкусный томатный суп, только вчера сварила, не хочу его оставлять. Губы не слушаются, я не могу ответить, поэтому молча схожу с ума. Думаю о супе, только о нём.

И о том, что охранник не прав, я не разбрасываю вещи по всей квартире. Я люблю порядок и стерильную чистоту.

Вытираю мокрый нос о рукав мужской рубашки, меня потряхивает, мышцы ломает. Это не страх, нет, это во мне просыпается прошлое. Заново бежит по сосудам, проникает глубже, и я дрожу от его яда. Меня отбросило на месяцы назад.

Охранник командует кому-то за спиной:

— Проверь квартиру и забери вещи, а мы поедем вперёд. Виктория невменяема. Лучше пусть истерика начнётся в машине, а не здесь, а то соседи набегут.

Кто-то соглашается, хлопает дверцей шкафа.

— Не т-т-т-рогайте меня пж-ж-жалста… — выбиваю зубную дробь. — Ос-с-ставьте меня!

Охранник выносит меня на лестницу.

— Я выполняю приказ и не могу вас оставить, — говорит успокаивающим тоном. — Меня зовут Геннадий. Я отвезу вас в безопасное место, хотя… любое место лучше этой дыры. Там вы поговорите с начальством и зададите все интересующие вас вопросы.