tmp0

   Троцкий вгляделся в своего собеседника. С одной стороны, перед ним был все тот же худощавый совсем еще не старый грузин, с пристальным взглядом черных глаз, в которых порой мелькало что-то лихое и бесшабашное, а порой - пронзительно-угрожающее, с черными усами без следов седины, каким он его помнил по началу гражданской войны. С другой стороны, годы и сидячая работа последних лет все же сказывались - и редкая пока седина в голове стала проглядывать, и лицо малость пополнело, хотя фигура оставалась подтянутой.

   - Нет, Иосиф. Хотя я с ними действительно не сработаюсь, тут есть другое решение. Чтобы прекратить друг об друга ушибаться по любому политическому и организационному вопросу, давай-ка я подам в отставку с поста Предреввоенсовета. - Было видно, что последние слова дались Троцкому с немалым трудом.

   - Говорили уже об этом на Политбюро, и не раз! - в раздражении бросил Сталин. "Надоел уже этот... Лев с вечными угрозами уйти, все бросить, и оставить нас, сирот, одних разгребать за ним все его дела по Реввоенсовету!" - в сердцах подумал он. Взгляд его стал злым и цепким, как перед схваткой. - Все пугаешь нас своими отставками!

   - Погоди горячиться, Иосиф! - остановил его Троцкий, и продолжил каким-то севшим голосом. - Я серьезно. Мне оставаться на этом посту становится все тяжелее. Постоянно у нас стычки идут, ты мне не доверяешь, окружаешь постепенно своими людьми... Давай решим этот вопрос раз и навсегда. Понятно, что в конце концов большинство не потерпит во главе военного ведомства человека, который не пользуется полным политическим доверием. Так чего тянуть?

   Мрачный взгляд Троцкого, и проникнутый безнадежностью тон, которым были произнесены последние слова, заставил Сталина задуматься и внимательно посмотреть председателю РВС в глаза. Тот взгляда не отвел. На лице его опять появилось легкое подобие улыбки:

   - И объяснение у нас есть, так что и придумывать ничего не надо. В силу тяжелой затяжной болезни не могу в необходимом объеме заниматься сложными вопросами военной реформы, назревшей в связи с переводом армии на условия мирного времени, - иронично добавил Троцкий.

   - Ну, что же, Лев Давидович, если ты серьезно решил... - начал Сталин, лихорадочно обдумывая ситуацию. "Если он и в самом деле уйдет... А что мы теряем? Свой человек на посту нарковоенмора совсем не помешает. А ему... дадим какой-нибудь пост по хозяйственной части - пусть покрутится! Решено. Только на себя я это брать не буду...".

   - Серьезнее некуда!

   -...Тогда, я думаю, Политбюро сможет пойти тебе навстречу. Но лучше будет, если мы это решим на партконференции, чтобы не чесали языками, что мы тут тебя в угол зажимаем, - продолжил генсек. - Кого думаешь предложить себе на замену?

   - Это уж вы сами решайте, - отмахнулся Троцкий. - Ставьте того, кому вы сможете доверять, и кто с делом справится.

   - Добро, - хмуро бросил Сталин.

   - Значит, договорились? - уточнил Лев Давидович.

   - Договорились. Ладно, ты давай, выздоравливай, а работу какую-нибудь полегче мы тебе найдем. Без дела не оставим. - С этими словами Сталин встал, и, кивком попрощавшись, повернулся к двери.

   - До свидания, - тихо произнес, почти прошептал Троцкий. "Как там Ленин говорил по поводу НЭПа? Не удалось взять крепость штурмом - отойдем, перегруппируемся, перейдем к осаде? А мы, раз открытого боя нам не выиграть, перейдем к партизанским действиям...". Но на душе было паршиво - дальше некуда.

   Глава 11. Визит в Коммунистический университет и знакомство с Рязановым

   Новый, 1924 год начинался в Москве морозами. Задули холодные, пронизывающие ветры, замели метели, наваливая сугробы снега. Но не похоже было, чтобы они были способны серьезно остудить накал политических страстей.

   XI Московская губернская партийная конференция открылась, как и в моем времени, 10-12 января. Однако политические предпочтения делегатов на ней распределились уже по-иному. Впрочем, на районных партконференциях в Москве, состоявшихся вскоре после демарша Троцкого, и потому еще не испытавших сколько-нибудь серьезного влияния растерянности в рядах оппозиции, за оппозиционные резолюции проголосовало почти столько же делегатов, что и в моей истории - 28% (а в моем времени их было 36%). Более того, оппозиционно настроенные делегаты сумели-таки составить большинство в Хамовническом районе, хотя и буквально двумя голосами. Но вот на губпартконференции ситуация высвечивалась уже совсем другими красками.