tmp0

   Мы встретились с Лидой у памятника Пушкину, и она тут же поведала мне о бурных дебатах, которые велись в университете во время партийной дискуссии как на комсомольских собраниях, так и на собраниях партячейки.

   - А голосовали-то как? - поинтересовался я.

   - И наша организация РКСМ, и партячейка приняли оппозиционные резолюции, - ответила Лида, и по голосу ее было невозможно понять, как она сама относится к такому исходу голосования.

   - Ну, а троица ваша тоже за оппозицию голосовала? - задаю уточняющий вопрос.

   - Пашка Семенов - тот, после выступления у нас товарища Преображенского, ясное дело, проголосовал за оппозицию. А вот Адам у нас правильный - он за ЦК.

   Опять для меня осталось непонятным, кого из своих товарищей она поддерживает, а кого - осуждает. Поэтому пришлось снова спрашивать:

   - Сама-то как голосовала?

   - А никак! - резко тряхнула головой Лида. - Ушла я с этого собрания.

   - Что, просто так и ушла? - что-то мне не поверилось. Успев немного почувствовать характер Лиды, я не мог себе представить, что она останется в стороне от яростных споров, в которые втянулись студенты-комсомольцы.

   - Нет, не просто так! - теперь в голосе девушки уже была заметна запальчивость. - Дураки они там все. Вот я это им и высказала, а потом уже ушла.

   - Прямо так все - и дураки? - не скрываю своей иронии.

   - Точно, дураки, - уверенно отвечает Лида. - Глотку драть на собраниях, так они все охотники, а чем-нибудь путным заняться - тут уж этих спорщиков никого не докличешься. Насчет партийной демократии поговорить любителей полно, а у себя под носом демократию в комсомоле наладить - все в кусты. А те, которые за большинство, и за железное единство большевистских рядов - те слова без оглядки на начальство не скажут. Да ну их всех!

   За этим разговором мы дошли до трамвайной остановки, дождались трамвая и поехали по Тверской в сторону Александровского вокзала, всего год с небольшим как ставшего Белорусско-Балтийским (который в своей истории имел и другие названия - Смоленский, Брестский, - а мне был известен только под именем Белорусского). Не доезжая двух остановок до вокзала, я вслед за шустрой студенткой соскочил с подножки еще толком не затормозившего вагончика.

   Коммунистический университет размещался на рабочей окраине Москвы, занимая здание бывшего Народного университета Шанявского (специально построенное именно для этого университета совсем недавно, в 1912 году) на Миусской площади, 6. В мое время в этом здании, потерявшем в ходе нескольких ремонтов часть своего прежнего декора, размещался РГГУ, занявший в 1992 году место Московской высшей партшколы. На той же площади располагалось училище Александра II - красивое архитектурное сооружение из разноцветного кирпича в стиле "московский модерн", доставшееся знаменитой "Менделеевке". Но помимо этих, хорошо знакомых мне по прежней жизни зданий, в глубине площади, за торцом университета Шанявского, высилось нечто непривычное - громадный многокупольный храм Александра Невского - второй по величине после храма Христа Спасителя. Ему предстояло стоять там до 1952 года...

   В аудитории, в которую мы пришли минут за десять до начала лекции, шум стоял невообразимый. Вскоре при помощи своей спутницы я выяснил, по какому поводу поднялась буза. Один из студентов-комсомольцев, Володька Трындин, сцепился во время дискуссии с кем-то из партийцев, и когда партийный сослался на "волю партии", имея в виду решения Объединенного Пленума ЦК и ЦКК в октябре 1923 года насчет "мелкобуржуазного уклона", заявил в ответ, что комсомол - организация независимая и точка зрения ЦК РКП для комсомола не указ. Кроме того, как я понял, в довершение всего Володька послал своего оппонента по известному пешеходно-эротическому маршруту.

   Итог был довольно печальный. Кто-то накатал телегу в райком РКСМ, где, помимо всего прочего, утверждалось, что сцепившийся с Володькой партийный был послан не сам по себе, а вкупе со всей партией. В результате Трындина вызвали на райком и вынесли решение об исключении его из комсомола.

   Узнав об этом, Лида Лагутина буквально взорвалась:

   - Сволочи! - выкрикнула она.

   - И я говорю - сволочи там, в райкоме, засели! - громко поддержал ее кто-то из собравшихся в аудитории.

   - Нет, вы тут все сволочи! - буквально заорала Лида. - Вас же при этом разговоре не один десяток присутствовал! А теперь что - моя хата с краю, я ничего не знаю? Ни одна зараза не пошла в райком своего товарища отстаивать! А донос накатать - так умельцы нашлись?!

   В ответ аудитория взорвалась криками, по сравнению с которыми предшествующий шум мог бы сойти за тихий шелест ветра.

   Именно в этот момент в аудиторию вошел лектор. Д.Б.Рязанов был поначалу ошарашен этим невообразимым шумом и гамом. Однако сбить с толку партийного деятеля с многолетним дооктябрьским стажем было не так-то просто. Вскоре Рязанов как-то незаметно для присутствующих превратился едва ли не в ведущего этого импровизированного собрания.