Тьма императора

Но сейчас… Какая тварь покусилась на его дочь? Как можно вмешивать детей в игры взрослых? Что это было – месть или попытка запугать? Хотя для попытки запугать все слишком уж хорошо спланировали. То, что Агата не засунула в рот конфету целиком, – счастливая случайность.

И этот украденный из хранилища ключ от комнаты Софии и коридора, ведущего оттуда в детскую… По сути, единственная ошибка тех, кто пытался убить Агату. Но ошибка ли?

Да, теперь Арен и Гектор были уверены – среди охраны есть предатель. Но они догадались бы об этом и без воровства ключа. Так зачем было воровать? Чтобы открыть коридор? Или по другой причине?

И предатель находился не просто среди охраны – среди тех, кто имел допуск к охранному хранилищу, а таких не слишком-то много. Виго и два его заместителя, старший по парадному этажу, старший среди охранников дочери – Дэйв, оставшийся сегодня с Софией, и трое охранников, работающих в самом хранилище. Кроме того, допуск был еще у главного дворцового управляющего.

Император вышел из камина в своей комнате и, потерев глаза, в которые будто песка насыпали, неожиданно подумал, что впервые за последние месяцы – с момента смерти Аарона – он не ощущает себя в безопасности. Вернулось то чувство, которое он испытывал, когда они с Гектором еще не знали, кто стоит во главе заговора. Но теперь было хуже.

Тогда Арен не боялся. Он вообще никогда не боялся за себя. А вот за Агату с Александром…

Да. Кто-то действительно очень хорошо понимал, куда следует бить.

И ударил.

София очень устала, и спать безумно хотелось, но как тут уснешь, когда столько мыслей?

Она пробовала рисовать, чтобы отвлечься, – и на нескольких листках бумаги появлялись друг за другом лицо императора, его профиль, глаза, руки… София рисовала угольным карандашом и так переживала, что умудрилась перемазаться. Посмотрев в зеркало и заметив у себя усы и бороду, она, вздохнув, отправилась умываться. А вернувшись, обнаружила у стола его величество, который с интересом рассматривал ее рисунки, чуть улыбаясь.

Услышав шаги, император поднял голову, и София ужаснулась – несмотря на улыбку, выглядел мужчина плохо. И тени под глазами, и сами глаза – черные-пречерные, никаких белков.

– Ваше величество! – Она всплеснула руками. – Вы так себя уморите! Надо было давно лечь спать! Уже почти полночь!

– Надо, – согласился он, глядя на Софию и по-прежнему улыбаясь. – И тебе тоже надо было. А ты не спишь, сидишь, рисуешь меня. Зачем?

София так устала, что почти не смутилась.

– Я успокаиваюсь, когда рисую.

– Меня?

– Не обязательно. Но сейчас почему-то… вот. Вас.

Император вновь опустил голову и посмотрел на ее эскизы.

– Ты как-то говорила, что вода, краска и кисти играют музыку, а ты ее поешь. Знаешь, я всегда прохладно относился к живописи – наверное, из-за эмпатии. Музыканты, певцы, актеры на сцене – все они что-то чувствуют, картина же – всего лишь бумажка. Но я, кажется, ошибался.

– Ошибались?

– Да, ошибался. Глядя на себя на твоих рисунках, я ощущаю твое чувство ко мне.

Софии впервые в жизни по-настоящему захотелось провалиться сквозь землю. От неловкости она даже сделала шаг назад, но остановилась, когда император опять посмотрел на нее.

– Не бойся, Софи. Я не буду тебя трогать. Я просто хочу поговорить.

– Вы же эмпат, – пробормотала София. – Вы должны чувствовать, что я не боюсь.

– Я на всякий случай. Подойди ближе, что ты там застыла?

Она вздохнула и сделала несколько шагов вперед.

– Да ближе, ближе, – повторил император, усмехаясь. – Не съем я тебя.

София, решившись, подошла так близко, как позволяли приличия – между ней и императором оставался шаг.

– Тревожишься… – пробормотал он, вглядываясь в нее. – И ты тревожишься. Что мне сделать, чтобы ты не тревожилась?

И тут она все поняла.

– Эмоции… Вы от них устали, да? Думали, хоть я чувствую что-то хорошее? Но как я могу, ваше величество? После того, что произошло сегодня.

– Агата жива.

– Да, но…

– Не надо, – сказал император резко. – Давай не будем об этом. – София замерла, потому что он вдруг сделал шаг вперед и положил ладонь ей на талию.

– Вы же… только что сказали… – София замолчала, потому что за первой ладонью последовала вторая. И обе они двигались, легко поглаживая ее по спине.

От тех мест, которых касался император, шло тепло. София замерла – так приятно было и так хотелось, чтобы это длилось как можно дольше… хоть и стыдно…

– Я солгал. Я лгу довольно часто.

Она подняла голову и посмотрела на императора. И задрожала всем телом – от темной страсти в его взгляде.

Стало жарко. И в груди что-то сжалось, отдаваясь внизу живота и разливаясь теплом и негой.

– Хорошо, – вздохнул император, на секунду закрывая глаза. – Очень. Не бойся, я ничего больше не сделаю.

– Вы опять лжете? – прошептала София, не представляя, какой ответ хочет услышать.

– Нет. Сейчас нет.

Он в последний раз сжал пальцы на ее талии, и в этом жесте ей почудилось что-то отчаянное, а затем отстранился.

Горькое разочарование пополам с облегчением почти затопили Софию – она понятия не имела, чего в ней больше.