Тьма египетская

Всадники стояли парами. На своих обычных местах, и на вновь назначенных постах. У колодцев, на пристани, на площади перед пилонами храма Хонсу. Старались держаться под деревьями или в затенённых переулках. Лошади привычно спали, пошевеливая ушами. Всадники плавились в своих кожаных латах. Горожане обращали на них внимания не больше, чем на обломки старых изваяний или повозки с товаром. Но не от пренебрежения, а от страха встретиться взглядом. Мужчины, зевая, выходили из своих домов или лавчонок и усаживались под сикоморами, отдаваясь под власть уличных цирюльников, дабы побрить голову и послушать последние новости. А новости, в отличие от большинства других дней, были. Чего стоило хотя бы это удвоение конных патрулей! Последний раз такое было тому назад три разлива. С тех пор здесь, в Хебе, столице маленького нома в среднем течении Нила, ничего подобного не замечалось. Так до сих пор и осталось неизвестным, в чём дело было тогда. Жаль, если и сейчас тем же кончится.

С всадниками общались только водоносы, приплясывая голыми пятками на раскалённом песке. Они подтаскивали им кожаные ведра с тепловатой колодезной водой. Азиаты выливали себе полведра за шиворот, полведра за пазуху. Доставалось немного и ушастым лошадкам. Они удовлетворённо фыркали и переступали на месте, меся мелкую тёплую грязь широкими копытами.

День перевалил далеко за половину, у цирюльников становилось всё больше клиентов. На улице появились женщины, семенящие в сторону рынка с широкими плетёными корзинами. Дети с соответствующими воплями перебегали из проулка в проулок, заставляя азиатских лошадок по-собачьи дёргать ноздрями и неодобрительно фыркать. Довольно скоро семьи соберутся каждая под крышей своего глинобитного домика на ужин при свете масляного светильника, а когда будет доеден последний кусок, дома погрузятся во мрак, и во мрак погрузится весь город. И всадники, постояв ещё немного, медленно потянутся в сторону пристани, к гарнизонной цитадели. Мокрые панцири будут поблескивать в лунном свете.

А пока пара толстоносых стрелков обратила внимание на одного бредущего по улице горожанина. По правде говоря, не обратить на него внимание было нельзя. Первое — он был чудовищно грязен, весь в струпьях засохшего ила. Не только житель большого города, но и простой крестьянин не позволит себе появиться на улице в такой набедренной повязке, в таком рваном переднике. Второе — этот человек передвигался так, чтобы на него не обращали внимание. Человек с чистой совестью идёт в вечерний час по середине улицы. Если он негр, то напевает и скалит зубы, если ливиец — всех задирает и беззаботно сквернословит. Этот старался держаться поближе к стенам и оградам. Прислонялся к стволам деревьев и оглядывался. И третье — и перед этим третьим бледнело и первое, и второе — этот человек был вооружён. Это было запрещено, это было запрещено строго, с незапамятного времени и на веки вечные. Египтянин не мог иметь при себе оружия, ни на теле, ни в доме. Только храмовым стражникам разрешалось ходить с дубинками, но всё же не с копьями. К тому же о любой храмовой процессии было известно заранее, и впереди всегда бежали глашатаи, оповещающие — вот идёт храмовая процессия. О появлении этого грязного воина никто заранее не оповещал, и глашатай ему не был предпослан.

Не сговариваясь, всадники ткнули коленями в бока своих разумных лошадок, и те зашагали навстречу странному человеку. Надо было выяснить, кто он — преступник или сумасшедший.

Вот уже пять дней всем воинам шаззу перед заступлением на пост твердили одно — ищите мальчика. Ростом до плеча, строен, черноглаз и очень ловок. Самое же главное — у него особый знак на левой ягодице. Мальчик может быть не один, с сопровождающими, он не обязательно будет идти сам, вполне возможно, его будут нести на носилках или везти в повозке. По обнаружении отметины мальчика следует схватить, не калеча, и немедленно доставить к гарнизонному начальнику.

Грязный египтянин нисколько не походил на мальчика, но то, что его следует остановить, сомнений не вызывало.

Лошади, побуждаемые лёгкими движениями колен, продолжали неторопливо приближаться к грязному гиганту. Руки гиксосов незаметно легли на рукояти. Один начал чуть отставать от второго, как полагалось по затверженной наизусть патрульной науке.

Са-Амон увидел всадников и сразу резко свернул с улицы, что вела к пристани, в боковую узенькую улочку-щель. Она тут же впутывалась в дебри бедняцкого района, именуемого в городе Собачьим из-за обилия там мелких, лишайных, злобных собачонок.

«Эй!» — крикнул передний гиксос египтянину, и лошадка его сама собой побежала резвее. На круглом, толстоносом лице всадника выразилось недоумение — неужели этот несчастный рассчитывает скрыться в этом городе трусливых предателей? Клинок меча с удовлетворённым шипением выехал из ножен. Всадники один за другим свернули в проулок.

33