Читаем Тьма египетская полностью

Царь крикнул, непонятно к кому обращаясь, и сразу тело лежащей на камнях ладьи заскрипело, задёргалось и медленно поползло к краю обрыва. Все ладьи этого города подчинялись Апопу как живые. Но сейчас это открытие скорее насторожило, чем позабавило мальчика. Они слишком определённо приближались к обрыву высотою не менее чем в двадцать локтей! Плавучие суда — это одно, но совсем другое дело - летучие! Власть Апопа велика, но сердце, маленькое мальчишеское сердце, билось как птица в силке. Мериптах покосился на царя. Тот, властно прищурившись и не мигая, смотрел вперёд, над носом своего нового судна, дрожание факельных огней отражалось в зрачках.

Нос ладьи выступил за границу каменного берега. Мальчик зажмурился, готовясь перевернуться и рухнуть вперёд. Но ничего подобного не произошло. Равномерный скрип царапал его слух, побуждая отворить зрение. Было страшно. Мальчик открыл глаза и ахнул — ладья полностью, всем корпусом уже висела над ярко освещённой поляною там внизу. Не только висела, но, покачиваясь, двигалась!

Мериптахом овладевало стремительное уверование в то, что они, и правда, не упадут, и радость, перемешивающаяся о благодарностью, бурлила в нём.

— Я должен кое-что тебе пояснить насчёт той истории, про двух путников.

Мериптах лишь мельком глянул в сторону Апопа. Ему сейчас не было дела ни до каких слов или путников. Он смотрел по сторонам, удивляясь количеству и мощи светильников в стенах этой громадной, открывшейся взору чаши; смотрел вниз, на её округлое дно, где действительно текли в разных направлениях ручьи и вытягивались причудливой формы пруды, громоздились полоски и кучки холмиков, размазывались пятна песка, росли густые, низкорослые кустарники и виднелись там и сям небольшие и побольше сооружения из глины, маленьких обтёсанных камней. Немного похожие... На что? На те песочные городки, что он вместе с задушенными Бехезти и Утмасом возводил на берегу Цветочного канала. Только эти были побольше и выстроены куда умелее, и выглядели лучше и сложнее. Ступенчатые пирамидки, наклонные пилончики храмов, плавно изгибающиеся зубчатые кольца стен, башенки, ворота, даже маленькие пальмы росли в крохотном дворе миниатюрного дворца. На глади пруда как будто цепочки торчащих из лаковой воды белых платочков. Паруса! Что всё это такое?! Мальчик обернулся к своему спутнику. Тот не стал дожидаться, когда прозвучит вопрос, сам начал говорить:

   — Это наш мир, Мериптах. Все реки, горы, моря, все страны и города. Мы проделываем над ним тот самый путь, что проходит солнце, вставая на востоке, чтобы достигнуть запада. На языке жителей Черной Земли это называется путь ладьи Ра. Но мы сейчас с тобою в ладье Апопа.

Мальчик осторожно перешёл от борта ладьи к борту, пробегая восхищенным и недоверчивым взглядом по искусственным всхолмиям, поблескивающим углам заливов, замысловато изогнутым ручьям.

   — Не одну тысячу лет люди путешествуют, многие гибнут, некоторым удаётся вернуться, некоторые оставляют после себя записи об увиденном. Огромную часть библиотеки — ты был там — составляют свидетельства путешественников. Часто они похожи на выдумки, иногда они скучны или бестолковы, однако в каждом есть полезная крупица. Если разобрать их внимательно и сопоставить свидетельства, соединить вместе бесчисленные карты, можно увидеть единую великую карту. Ещё в годы моей юности, будучи «царским другом» в правление Хиана, я занялся этим делом, и результат многолетнего труда перед тобой. Вернее, под тобой. Там всё соразмерно — реки и страны. Только города увеличены пропорционально в шестьдесят раз, иначе бы они представляли собою лишь кучку камешков на берегу ручья.

   — Мы летим по небу?

   — Да, Мериптах, если хочешь, пусть это называется так. Мы оставили за спиною мрачный мир Загроса, неприютного нагорья, откуда время от времени является дикая сила, чтобы овладеть время от времени слабеющим межречьем.

   — А что там, за нагорьем?

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги