Читаем Тьма египетская полностью

По рядам учёных мужей пошли волны невидимого возбуждения-предчувствия. Они перестали переговариваться и выжидательно выпрямились на сиденьях. Сетмос-Хека тоже на мгновение поддался общему настроению. Ему стало любопытно, каков он властитель Авариса в домашней обстановке, перед своими ближними подданными. Однорукий даже привстал, дабы поднять взгляд над головами сидящих впереди. Он ожидал какого-то звучного сигнала перед появлением правителя, но Апоп явился совсем не так, как он делал это перед толпами восторженных туземцев в Мемфисе. Царь вышел спокойным шагом, чуть расставляя ноги в ширину, одетый просто, как обычный посетитель библиотеки, не неся на себе никаких золотых вериг и архитектурного парика. Невысокий, плотный мужчина с квадратной головой, почти лишённой подбородка, отчего на лице навсегда запечатлелось брезгливое выражение. В белом набедреннике и белой накидке. Рассматривать было особенно нечего, и от этого Хека всматривался особенно рьяно. Для него, самого проницательного, всегда и везде, в любом городе и царстве, умевшего подобраться к самому подножию трона, устройство здешнего порядка правления оставалось загадкой. Нельзя было понять, кто тут главнее кого, кто распоряжается, а кто слушает. Где визири? Где старшая жена? Где сыновья? Где начальник личной стражи? Где первый евнух хотя бы?! Сидящие слева от царского кресла — астрономы, их узнают по чёрной полосе на переднике. Рядом с ними, кажется, знатоки чисел, а может, врачи — что значит их зелёная полоса? Они, кажется, важнее синих писцов, но и некоторые «царские друзья» носят синие одежды, простые ли они при этом писцы? Почему члены Рехи-Хет не падают ниц перед своим владыкой, а всего лишь привстают и склоняют головы? Нет, некоторых бьёт лихорадка немого обожания, но они удерживаются от того, чтобы рухнуть в пыль, явно подчиняясь какому-то здешнему правилу. Зачем такое правило?! Ведь всё равно понятно, что Апоп безмерно выше всех собравшихся здесь умников и лишь притворяется простым членом этого собрания. Никто, даже глава Рехи-Хет (жилистый, горбоносый старик с вытекшим глазом), не в состоянии отколупнуть ни крупицы от невидимой глыбы царской власти.

Но... этот мальчик?

Хека не сразу его рассмотрел. Стройная фигура замелькала за ветками искусственной заросли, переливаясь в просветах, и большое косное царское тело вдруг неуловимо подалось вперёд. Не сдвинувшись с места, пошло навстречу, не шевельнувшись, распахнуло приглашающие объятия.

Торговец благовониями по-охотницки заволновался, учуяв — вот, кто ходит по тропке к сердцу здешней власти, вот кого обратав, можно наложить руку на главную жилу управления всем. И тут же покрылся волдырями ужаса, узнав в счастливце своего бывшего ученика.

Мериптах подошёл к меньшему креслу и окинул взором почтительно дышащее собрание. Хека рухнул за ближайшую спину и не увидел, как Апоп ласково облепил пятернёю острое, коричневое плечо мальчика и уселся в кресло, сделавшись совершенно похожим на гигантскую черепаху, обретшую свой панцирь.

Мериптах сел рядом.

Одноглазый мудрец встал и отдал некую команду. Слов Хека не понял, но ощутил её действие. Всякое перешёптывание в рядах смолкло, никто не смел даже почесаться. Некоторое время поддельный колдун стрелял глазами по сторонам, боясь, что сейчас вдруг начнётся какое-нибудь общее действие, а он по своему незнанию выпадет из общего порядка и станет заметен мерзкозоркому юнцу. Но все лишь ждали и, кажется, прислушивались. Хека присоединился к общему внимающему молчанию. И услыхал кое-что в той стороне, что была загорожена акациями. Мелкие, сложные шумы какого-то движения.

Глава Рехи-Хет подал новую команду, и стена из растений пришла в движение: все акации и тисы разом поехали вправо. Это было столь удивительно и, главное, — неожиданно, что Хека даже потерял часть осторожности, высунув голову из-за чьей-то мокрой лысины. Ему приходилось сталкиваться в иных храмах — на путях своего странствия — с чудесами, имевшими примитивное механическое чрево, так что природу акациевого фокуса он понял сразу. Удивили масштаб и время демонстрации. Насколько эффектнее всё это смотрится в ночи, лишь изредка разорванной факелами.

Причина странного поведения обнаружилась тут же. По открывшейся взгляду раскалённой улице, сжатой с двух сторон глухими белыми стенами, приближалась живописная и непонятная процессия. Огромная повозка с огромным же ящиком на ней была влекома четырьмя парами чёрных, желторогих буйволов, замедленно, но упорно переставлявших чуть расплющивающиеся при каждом шаге копыта. Вокруг суетилось не менее дюжины полуголых и полубезумных, судя по поведению, погонщиков. Одни командовали, другие тыкали острыми палками буйволам в загривки, третьи упирались плечами в ободы колёс, четвёртые время от времени поливали ящик из кожаных вёдер. Было слишком понятно, что усилия людей носят декоративный характер. Быки будут идти ровно с той скоростью, с которой идут, что бы вокруг ни вершилось. Зачем же эта вода, разве что для того, чтобы охлаждать содержимое ящика, но тогда что там?

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги