Но битвы не получилось. Едва пан Гулыга и Донат съехались, конь поляка споткнулся, пан Гулыга невольно взмахнул руками, открылся, и Донат нанес ему смертельный удар.
– Прости, учитель! Я хотел честного боя, но ты сам учил меня быть быстрым.
Учитель лежал у ног Донатова коня и уже не мог восхититься ученостью ученика. Донат поднял глаза на очередного противника, но тот был уже далеко. Донат вспомнил о Сиволапыче. Поискал по полю глазами. Никого.
И тут он вдруг понял, что надо спешить в город. Об этой жестокой победе никто не должен знать. Никто. Никто о том, что он, Донат, спас русскому царю не только двадцать тысяч, но, возможно, и мир со шведской королевой. Никто о том, что он, молодой стрелец, один сразил четверых. Уничтожил тайного соглядатая… Ведь если об этом станет известно, пытка будет грозить не только ему, но и Пани, а то и топор палача.
На где же Сиволапыч?
Донат поскакал к городу. Здесь у стены, у Варлаамовских ворот, стоял конь Сиволапыча. Сам он лежал, уткнувшись лицом в гриву, а в его мертвых руках два мертвых поляка. Донат проехал мимо.
Пани, увидев его, бросилась на колени перед иконой Девы Марии.
Князь Волконский
Наутро весь город говорил о таинственной битве, которая произошла у Варлаамовских ворот.
Торжественно хоронили Сиволапыча.
Гаврила Демидов приказал удвоить посты у ворот и начать следствие по этому темному и странному делу. И может, был бы сыск удачным, но всех отвлек приезд в город царских гонцов, князя Федора Федоровича Волконского и дьяка Дохтурова.
Вместо воеводы гонцы предстали пред всегородними старостами Гаврилой Демидовым и Михаилом Мошницыным. Старосты в тот час разговоры вели со стрелецкими головами. Уговаривали не отстраняться от дела, собрать стрельцов в приказы и навести среди них порядок. Хованский близко, нужно быть начеку, а тут вон ляхи вырезали охрану, и городские ворота целую ночь были настежь.
В ответ стрелецкие головы напомнили старостам, что стрельцам не уплачено жалованье.
Тогда Гаврила показал им груду всякого добра и мешочки с деньгами:
– Это мы взяли в доме изменника Федьки Емельянова. Стрельцы сегодня же получат жалованье.
Голова Стрелецкого приказа Бухвостов без особого умысла, по одной только привычке – никогда стрельцам в сроки и полностью жалованья не плачивали, – стал возражать Гавриле:
– Не надо стрельцам платить. Платой их только разбалуешь. Начнут требовать то, чего дать им не сможем.
Тут как раз и явились царские гонцы.
Старосты проверили их подорожные грамоты. Поставили на опустевший двор Федора Емельянова. И по Пскову сразу покатились две новости.
– Изменник стал на изменничьем дворе! – так говорили о князе Волконском.
– Голова один есть хочет! Больно умен, а потому – убить его мало – так говорили о голове Стрелецкого приказа Бухвостове, который в свое время посадил Доната в яму, чтобы спасти от шведского суда.
Князь Волконский переоделся с дороги, приготовил царскую грамоту и стал ждать, когда за ним придут просить начать суд и сыск. Но никто не приходил.
«Где же воевода?» – в бешенстве метался из угла в угол князь Волконский. Ответить никто ему не мог. Пошел вниз к стрельцам. Стрельцы весело болтали меж собой, не обращая внимания на князя.
– Ребята, надо спешить за жалованьем! А то прозеваем!
– Спасибо Гавриле! Вот что значит свой человек городом правит.
– А Бухвостов каков! Скотина был, скотиной и подохнет.
– Где ваш воевода? – гаркнул князь, потеряв терпение.
– А откуда мы знаем? – Стрелец и не глянул на князя.
У Федора Федоровича кровь в жилах закипела. Схватил наглеца за бороду, книзу потянул, чтоб в ноги упал.
– Холоп! Я спрашиваю тебя, где воевода?
Стрелец ухнул, как филин, от боли, развернулся и без лишних слов заехал кулаком в его княжеский лик.
Волконский отпрянул в глубь сенец, побежал наверх. Он готов был спалить город, перевешать на стенах всех его стрельцов, всю чернь, всех дворян – какую волю червям земным дали!
Дьяк Дохтуров подошел к Волконскому, бледный, губы дрожат:
– Князь, стрельцы ушли. Мы наедине с толпой, которая называет нас изменниками. Нужно немедленно ехать в Троицкий собор, под защиту архиепископа Макария.
Плетью разгоняя толпу, прорвался князь со своими людьми в Троицкий собор. Кинулся целовать образа. Но толпа ввалилась в церковь, схватила царева слугу и потащила, избивая, на площадь.
Поставили на дщан.
– С чем ты во Псков прислан? – спросил князя Томила Слепой.
– С чем прислан, то и стану делать! – Князь перед чернью не дрогнул.
Томила Слепой зауважал князя. А тот достал грамоту царя и, не глядя на подьячего, властной рукой передал ему:
– Прочитай!
Толпа утихомирилась на мгновение.
Томила Слепой начал читать.
– «От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси в нашу вотчину во Псков всегородним старостам и стрельцам, и казакам, и посадским, и всяким жилецким людям!»
Затаили псковичи дыхание: а ведь, глядишь, с милостью прибыл князь. Каково тогда? Вить побили.