Тимур — сын Фрунзе

Перед домиком дачного типа, окруженным нарядными, в белой парче снега, соснами, свободно миновали еще одну преграду — часового у входа. Тимуру пришлось только задержаться в комнатке с окошечком коменданта. Оставляя Тимура одного, военинженер сказал участливо:

— Поскучайте самую малость, я в два счета управлюсь, — и скрылся за дверью.

Входили и выходили военные, большей частью старшие командиры и генералы. Тимур не успевал козырять, а те, озабоченные и поглощенные своими мыслями, почти не замечали его — кто кивал в ответ, кто едва доносил руку к воротнику шинели или бекеши, а большинство просто проходили мимо.

«Командующий Куцевалов… — вспомнил Тимур. — На Каче Куцевалова нам называли в числе прославленных качинцев. Не тот ли?»

— Все в ажуре! — выглянул военинженер, свертывая бумагу. — Проходите, сейчас все устроим.

— Скажите, генерал Куцевалов — Герой Советского Союза?

— И притом довоенный! — многозначительно подчеркнул военинженер.

— Значит, он.

— Он, он! — откликнулся военинженер, хотя и не знал, что имел в виду Тимур.

Сразу же за дверью моложавый подполковник непререкаемо бросил постовому бойцу:

— Пропустить! — и скрылся в своем кабинете.

Тимур пошел следом за военинженером, и они почти сразу же оказались в комнатке с батареей полевых телефонов. Телефонист монотонно диктовал в трубку какое-то распоряжение.

— Сюда, пожалуйста.

Прошли в следующую комнатку. Перед настенной картой стоял немолодой уже летчик в меховом шлеме, реглане и унтах. На шумок шагов он полуобернулся и, всматриваясь в Тимура, казалось, с трудом разогнул рот:

— Так это вы из полка Московца совершили вынужденную посадку в Выползово?

Тимур, озадаченно глянув на присмиревшего военинженера, ответил:

— Так точно, товарищ… — Звания немолодого летчика нельзя было определить, и он запнулся.

— Можете продолжать так:…генерал, — усмехнулся летчик одними глазами, впрочем довольно холодноватыми и немигающе пристальными. — Что же случилось?

Тимур доложил, объяснив попутно:

— Приехал, чтобы дозвониться до своих: нужен новый мотор… — И тут словно кто потянул его за язык: — ВК-105.

— ВК-105 без моего разрешения не выдадут, — отрезал генерал. — При посадке ничего не подломили?

Сгорая от стыда и уже догадываясь, с кем говорит, Тимур с усилием вымолвил:

— Сел нормально, товарищ генерал.

— Можете возвращаться к своему «яку». Ждите к утру мотор.

— Слушаюсь, товарищ генерал! — И вдруг сорвалось: — Разрешите спросить: вы — генерал Куцевалов? О вас нам в летной школе рассказывали.

— Качинец? — И в глазах, только что поблескивавших льдинками, вспыхнули теплые, озорные искорки. — То-то вижу, не растерялся. Молодец… А меня, значит, помнят?

— Хорошо помнят, товарищ генерал.

— Ну-ну… И я хорошо помню нашу Качу.

Заглянул телефонист:

— Товарищ командующий, телефонограмма передана.

— Добро. — И к военинженеру: — Ко мне больше ничего нет?

— Ваша резолюция разрешила все вопросы, Тимофей Федорович.

— Бывайте! — И генерал быстро вышел.

Возвращаясь к машине, военинженер добродушно щурил отечные глаза.

— Вот видите, все просто.

— Но меня это не совсем радует. Вы, конечно, назвали мою фамилию и…

— Совсем нет! Не успел я рта открыть: со мной-де летчик, севший на вынужденную, как он сам сказал: «Знаю — это сын Фрунзе». — Уже сидя в машине и махнув пухлой рукой с короткими пальцами: «Трогай», военинженер — на этот раз он не собирался дремать — продолжал расхваливать своего командующего: — Это ж, имейте в виду, Куцевалов! Бывает суров. А как же на войне? Иначе невозможно. Он всегда в курсе — непрерывная информация, везде успевает. Между прочим, его КП в Крестцах, так что ваше начальство сегодня же получит указание.

Проезжая по трактовой, с частыми выбоинами, улице, Тимур обреченно слушал выспавшегося соседа, рассматривал мелькавшие домики старинного русского города и редких прохожих. На одной из выбоин «зис» забуксовал, и водитель сочно выругался:

— …лысая резина! Сколько раз просил заменить, а теперь чикайся! — и полез из кабины.

— Результат бомбежки… и скверно засыпали, — сокрушенно вздохнул военинженер, имея в виду выбоину, и не сдвинулся с места.

Тимур же вышел и вместе с водителем начал подтаскивать под задние колеса охапки смятых, изувеченных хвойных лап, валявшихся здесь же, рядом с выбоиной. Надрывно взвывая, отплевываясь комьями снега с зелеными иглами сосны, машина тщилась вырваться из плена.

Тут-то и произошла удивительная встреча.

По тротуару шел военный, на шинельных артиллерийских петлицах — шпала.

«Ну конечно же это он — Цыганов! Не зря ведь кто-то сказал: мир тесен…» И окликнул:

— Константин Иванович!

Военный остановился, на мгновение вопросительно изломал широкие брови, и тут же его неунывающая ямочка на подбородке, точно такая же, как у начштаба эскадрильи Захаренкова, просияла:

— Кого вижу?! Тимур!

Шагнули друг к другу, обнялись.

— Какой же ты стал, Тимур, великолепный! Летчик!

— Летчик-истребитель.

— Значит, мечта сбылась?

— Мечта, Константин Иванович, не сбывается, если она не делается. Я все время делал свою мечту.