— Все будет, Вера, так, как положено: их надо бить и бить, гнать и гнать, чтоб… — он обнял ее и притянул еще ближе к себе, — чтоб моя любимая Верка никогда больше не сидела ни зимой, ни летом по ночам на крыше.
Она поводила пересохшими от жара губами по его гладкой щеке, а потом шепотом спросила:
— Тим., а когда их всех-всех перебьют и прогонят, когда кончится война, ты… ты что — и тогда останешься в летчиках?
Он коснулся щекой ее щеки и ответил тоже шепотом:
— Я, Вера, летчик на всю жизнь. Но после войны у меня должна быть авиационная академия… Я, Верка, должен научиться создавать новые истребители — самые быстролетные, чтоб от них ни один заоблачный чужак не смог удрать… Только ты не слушаешь меня. Или не веришь?
— Верю, Тим. Это прекрасно создавать новые самолеты… Честное слово, прекрасно. Но ты… ты опять завтра надолго уезжаешь.
Щекой он чувствовал огонь ее губ, даже у самого во рту пересохло. Потянулся рукой к нетронутому снегу, взял щепотку, пососал. И вдруг вспомнил: однажды в школьные годы, вскоре после их первой прогулки по набережной, после уроков они забрели в Центральный парк культуры и отдыха. Катались на «чертовом колесе», а потом ели вафельное мороженое. Он попросил тогда лотошницу подыскать им вафли с именами «Вера» и «Тимур». Ни того, ни другого имени не оказалось. «А Тимура вообще нет», — авторитетно сказала лотошница, но все же нашла для них «сходные». И сейчас, посасывая снежный комочек, он неожиданно спросил;.
— Не забыла, как мы с тобой в детстве ели мороженое с именами?
Она улыбнулась:
— «Тимофей» вместо «Тимура», да?
— «Тимофея» не помню, а «Веронику», как сейчас, вижу… Теперь взгляни туда… — Он поднял руку. — Видишь те две звездочки? Вон те, что поярче, в созвездии Волосы Вероники? Пусть они будут нашими звездами, согласна? Поднимаешься на дежурство, нет-нет да и взгляни на них. Я тоже всегда буду видеть их и помнить… И ты, Вера, всегда помни: я очень люблю тебя.
— Очень?
— Очень-очень!
— Как?
— Как?.. Как мой отец любил мою маму.
В эту их последнюю, безлунную, но ослепительно ясную ночь не только те две, в сущности малоприметные звездочки из созвездия Волосы Вероники, но и все звезды, что вглядывались в непроницаемую Москву, были звездами Тимура и Веры.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
База 161-го истребительного авиаполка в Монино чем-то напомнила Тимуру Бачинский авиагородок, словно тот вдруг оказался обильно засыпанным снегом, а воздух над ним до сизой белизны прокалился морозом. Двухэтажные кирпичные казармы и такие же фундаментальные служебные здания говорили, что летный состав здесь живет не по-фронтовому уютно и пользуется всеми благами устроенного быта.
Выслушав разъяснение дежурного по КПП, как пройти к штабу, Тимур направился по хорошо расчищенной от снега дороге к зданию, перед подъездом которого пофыркивала темно-синяя эмка. Под ногами легонько поскрипывало; «Хрип-храп… хрип-храп…» В какой-то мере он был разочарован: ему хотелось видеть свой боевой 161-й полк размещенным на полевом аэродроме, в землянках — хотя бы в таких, как в Копай-городе, — чтобы, возвращаясь с боевого задания, прозябшие летчики гулко хлопали в ладоши, тянулись к раскаленным печуркам и под мерцание чадящих гильз-светильников рассказывали друг другу о только что проведенных ими воздушных боях.
Дежурный по штабу воентехник поморгал белесыми ресницами на предписание новичка и, осторожно свернув его, простуженно проокал по-волжски:
— Вам, товарищ лейтенант, надо сразу к Бате. Однако ж он сейчас проводит разбор боевого вылета в соседнем классе. — И он указал большим пальцем в слегка приоткрытую дверь; палец был с синим, прищемленным или отбитым ногтем.
— Я подожду.
Тимур поставил к стене чемодан и медленно двинулся по коридору, с интересом разглядывая хорошо выполненные цветные макеты отечественных и зарубежных самолетов, укрепленных на специальных подставках; в приложенной к каждой модели табличке давался довольно подробный паспорт. Вернувшись к столу дежурного, поинтересовался:
— Кто в полку так мастерски сработал эти модели?
— Не-ет, товарищ лейтенант! — протяжно возразил тот. — Наши мастера могут только мастерски гробить технику, а не срабатывать ее. — Дежурный явно преувеличивал: он был определенно на кого-то зол, может, за непростительную поломку, а то и за пришибленный по чьей-то вине палец. — В данном здании до войны располагалась академия ВВС с персональным аэродромом у самой реки, теперь он наш. Так что все эти игрушки — наследство академиков.
— Понятно, — кивнул Тимур и снова пошел по коридору, с еще большим интересом разглядывая и те макеты, и стены, и окна помещения. «Вот, значит, где мы со Степаном после войны будем протирать штаны, грызя авиационную науку…» У приоткрытых дверей непроизвольно замедлил шаг.
Подле классной доски стоял кряжистый майор с суровым, бугристым лицом и ронял тяжелые фразы: