Читаем Тимур — сын Фрунзе полностью

Анистратов взглянул на полковника. Тот неопределенно ухмыльнулся и, скрестив руки, стал покачиваться на походном стульце.

…Плавно подтягивая ручку на себя, Тимур отчетливо вспомнил условие задания. Все предусмотрел командир отряда — и количество полетов, и программу пилотажа, и время… А высоту? Само собой подразумевалось: как всегда, обычная учебная высота при пилотировании — тысяча метров по выходе из фигур. Но о ней-то, о высоте, ничего сказано не было. И Коршунов напомнил только про отработанные фигуры, а о высоте — ни слова.

Вспомнив, что Чкалов оценивал мастерство летчика-истребителя чистым выполнением быстро сменяющихся фигур при наибольшей скорости и наименьшей высоте, Тимур мгновенно принял решение.

Во имя чего такой риск?

И это давным-давно усвоено: во имя его же, чкаловского, девиза выжимать из машины все, что она может дать, чтобы полностью использовать ее качества во всех случаях боевой обстановки.

«А мне ж не сегодня-завтра на фронт… в бой!»

Рука легла на сектор газа. Прибавлены обороты.

Выполнив задание, Тимур, как могло показаться, значительно раньше заданного времени пошел на посадку. Однако его самолет, едва достигнув стометровой высоты, снова набрал достаточный запас скорости и свечой взмыл в подернутое дымкой рассеянных облаков августовское небо. В верхней точке, свалив самолет на крыло, вошел в штопор.

Анистратова словно подбросило. Он так резко вскочил, что чуть не опрокинул легкий походный столик. Полковник, продолжая сидеть, придержал локтями и не дал столику упасть.

— Что он вытворяет! — вырвался у командира отряда возмущенный возглас, и гладко выстриженный под «полубокс» затылок — от среза темно-синей пилотки до белой каемки подворотничка — побагровел.

На пятом витке (а разрешалось не более двух-трех, и то там, где это полагалось, в зоне) Тимур вышел из штопора, уверенным переворотом через крыло перевел самолет в горизонтальное положение и, набрав скорость, взметнулся вверх, описывая точную петлю.

Коршунов побледнел. Он стоял, опустив руки, не в силах еще поверить в то, что творилось на минимальной высоте: ведь при выходе из каждой фигуры не то что тысячи, но и сотни метров, пожалуй, не было.

На второй петле, когда самолет лег на спину, Тимур повернул послушную машину на пол-оборота, описал полный круг с глубоким креном, выполнил серию бочек, вывел самолет точно по ориентиру, выпустил шасси и, четко зайдя на посадочную прямую, приземлился на три точки.

Зарулив и выключив мотор, взглянул на часы: тридцать минут только что истекло. Некоторое время сидел в кабине, слушая разлившуюся в ушах звенящую тишину. И вдруг эта тишина прервалась отдаленным окриком:

— Курсант Фрунзе — ко мне!

Отстегнул ремни, выпрыгнул из кабины, поправил гимнастерку и побежал к столику, перед которым, широко расставив ноги, монументом возвышался командир отряда.

«Не сбиться бы и четко доложить, а там — что будет, то и будет, — думал Тимур, подбегая к разгневанному капитану. — Главное сделано: полковник воочию убедился, что ефрейтор Фрунзе не зря целый год белый курсантский хлеб с маслом ел…»

Анистратов недобрым взглядом уставился в разгоряченное лицо Тимура и, казалось, не слышал громких слов его доклада. Когда губы курсанта плотно сомкнулись, Анистратов, нажимая на «р», объявил:

— За пр-р-реднамеренный пилотаж на недозволенной, кр-р-ритической высоте ар-р-рестовываю вас… на пятнадцать суток!

Тимур смотрел капитану в глаза — обычно приветливые, добродушные, но сейчас холодные и неумолимые. Анистратов, не оборачиваясь, окликнул:

— Лейтенант Коршунов!

— Я вас слушаю, товарищ капитан, — чужим, усохшим голосом отозвался тот, спешно подходя.

— Ефрейтора Фрунзе немедленно отправьте на гауптвахту. — И жестко повторил: — На пятнадцать суток. Все, Выполняйте.

Остальных курсантов группы словно парализовало. Они не заметили, как вышли за пределы квадрата и стояли плотной кучкой, еще не осознав до конца случившегося: их старшину уводили на губу! Первым заговорил Степан Микоян:

— А Тимка летал-то как, а? Сила!

Котомкин-Сгуров хотел, как всегда в подобных случаях, возразить, и на кончике языка уже накипало злорадство: «Вот вам и хваленый блюститель уставного порядка! Вот вам и старшина! Вот вам и…» — но вовремя осекся. Увидел: ребята все чуть ли не восхищены поступком Тимура.

Полковник замедленно привстал, отодвинул в сторонку походный стул и, сдерживая загадочную улыбку, подошел к Анистратову.

— Не строго ли наказали?

— Имел бы большие права — на всю б катушку размотал, — еще не остыв, выпалил командир отряда. — Не только нас, себя в первую очередь подвел. Себя!

— А я, знаете, не ожидал: поразил меня ваш Фрунзе. Отличнейше летал!.

Подбородок у Анистратова упрямо, по-боксерски, выдвинулся вперед. Помолчал и спокойнее ответил:

— Разве у меня глаз нет? Видел, что летал отлично. Но такое самовольство курсанту с рук не должно сходить. — И тяжко вздохнул. — Как грамотно выполнил первый пилотаж — ни сучка, ни задоринки… А на втором — словно бес в него вселился. И что ему взбрело в голову похулиганить у инспектора на глазах? Серьезный же парень!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека юного патриота

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне