Тимур — сын Фрунзе

— А что? Ответственная должность!

А Ткаченко в сердцах шмякнул окурок в закопанную по верхний обруч бочку с водой:

— А я чувствую… понимаешь, чувствую, что смогу летать, и это не помешает мне.

Тимур сочувственно поглядывал на бледнощекого, чудом вырвавшегося из могилы парня. Захотелось как-то ободрить его, поддержать.

«А что, если…» Неожиданная мысль обострила желание помочь ему и он встал:

— Пройдемся малость. По-моему, мы что-то придумаем.

Козлов прицельно метнул в бочку недокуренную папиросу, попал в плавающий в центре окурок и поощрительно хлопнул приятеля по спине:

— Выгорит! Крой, Вася, и не унывай!

Курсанты оживленно зашумели, а Тимур и еще сильнее побледневший от волнения укладчик пошли в сторону учебного корпуса.

— Слушай внимательно. В школе работает инспекция ВВС, знаешь?

— Да, видел. Полковник даже в курсантскую курилку, говорят, заглядывал.

— Вот-вот! Именно к нему тебе и следует обратиться.

— К главному инспектору? — недоверчиво переспросил Ткаченко.

— К нему. Расскажи все как было, и вот так же страстно, как только что, заверь: летать, мол, смогу, а в профессии летчика вижу смысл своей жизни, тем более сейчас, когда надо беспощадно бить, громить, гнать назад врагов. Примерно так и скажи — и все будет в порядке.

Ткаченко заволновался, начал одергивать линялую гимнастерку, поправлять старенькую пилотку, словно немедленно собирался ринуться на поиски руководителя инспекции.

— Неужели войдет в положение?

— Уверен. Я о нем малость наслышан. Он наш, качинец, человек душевный и простой, любит авиацию и тех, кто влюблен в нее. Конечно же и в положение войдет, и поможет.

Ткаченко тонкими пальцами потирал подбородок, а потом решительно остановился и отчаянно махнул рукой:

— Была не была! Собственно, терять мне нечего. Обращусь.

Тимур протянул руку:

— Желаю удачи. И верю — будешь летать. А я, извини, спешу сдавать наставление по производству полетов, — и, поманив его пальцем, сообщил как нечто секретное: — На губе я и впрямь сидел. Сутки, Неприятная, скажу тебе, это штука — губа. Ну, до встречи в небе!

В тот же день в листке оценок успеваемости курсанта Фрунзе по внеполетной подготовке в графе «Наставление по производству полетов» появилась оценка. Прежде чем вписать ее, преподаватель с минуту размышлял, вспоминая, вероятно, рассказы-пересказы о «вопиющем нарушении» именно этого наставления и именно этим курсантом.

«Но как он нарушил! Сам Чкалов наверняка сграбастал бы его в свои медвежьи объятия и расцеловал за такое нарушение..» И перо твердо вывело: «Отлично».

А вскоре лист оценок курсанта Фрунзе вместе с такими же другими лег на стол начальника учебно-летного отдела Бирюкова. Прежде чем подписать, он сказал майору Сидорову, листавшему за соседним столом какие-то бумаги:

— Иван Сергеевич, вы только послушайте: строевая подготовка — отлично, физподготовка — отлично, топография — отлично и даже, понимаете, наставление по производству полетов — отлично…

— Разве отличники по данным предметам редкость? Вы читайте дальше.

— А вы послушайте: матчасть самолетов — отлично, матчасть моторов — отлично, метеорология… воздушная стрельба… теория и техника полета… штурманская подготовка… бомбометание — все-все отлично!

Сидоров встал и заглянул в лист.

— Так и подумал — Фрунзе.

— Да, он.

— Способный, скажу вам, юноша, — задумчиво промолвил Сидоров, возвращаясь на свое место. — Сам проверял его в воздухе. А знаете, что отколол он однажды, пилотируя в зоне?

— Бы о его эквилибристике на малой высоте?

— Нет, о другом случае, на Каче. Как-то Тимур пилотировал И-16 в зоне. Туда залетела «Чайка»: летчик из соседней части решил попугать курсанта. И сам напугался: И-16 вмиг оказался у него в хвосте.

— Молодец качинский орленок! — восхитился Бирюков и с особым удовольствием одним росчерком подписал оценочный лист.

В тот же день в тесноватом кабинете начальника школы между генералом Денисовым и полковым комиссаром Горбуновым велся необычный разговор:

— Что будем делать?

— Баше последнее слово.

Генерал еще раз просмотрел оценочные листы по вне-полетной подготовке и заключение комиссии выпускных испытаний по технике пилотирования; комиссию возглавлял он же, Денисов, и над своей подписью прочитал четко выписанную строчку: «Техника пилотирования отработана отлично».

— Н-да-с. Эту оценку поставил ему Сидоров. А у меня, прямо скажу, в данном случае положение хуже губернаторского: все оценки отличные, а награды ему, как двум другим таким же круглым отличникам, дать не могу. Многие не поймут.

— Не многие, а некоторые.

— Мнение некоторых порой бывает убийственнее многих.

— Славный же, черт возьми, парень! И летчик хороший!

— И все же не могу. Остающиеся награду расценят как наше косвенное одобрение его дерзкого пилотажа на пределе… Нет, давай, комиссар, воздержимся. Он умный малый, поймет наш приказ правильно. Ограничимся благодарностью.

Минул день, и во всех эскадрильях на построении зачитывалась: