Тимур — сын Фрунзе

Туржанский подошел и, узнав из доклада инструктора, что в зоне курсант Фрунзе, стал следить за юрким самолетом, выходившим с полупетли полубочкой в нормальное положение.

«А ведь молодец — чистенько отшлифовал и полупетлю и перевороты», — отметил про себя Туржанский и, взглянув на инструктора и курсантов, безошибочно определил: переживает за своего ученика заметнее всех Коршунов, а на лицах у ребят отражается явное нетерпение: скорее б истекло время, да сел бы без помех и дал взлететь очередному.

Когда Тимур, закончив выполнение фигур, пошел на посадку, генерал неожиданно обратился к группе:

— Как оцениваете полет своего товарища?

Всего лишь секунду помедлили, переваривая внезапный вопрос, а он тут же конкретизировал обращение:

— Ваше мнение, курсант Котомкин-Сгуров?

Удивившись, что начальник школы запомнил его, Котомкин-Сгуров вытянулся и, не задумываясь, бухнул:

— Удовлетворительно… — и быстро дополнил — Весьма.

— Строгая оценка, хоть и «весьма», — сказал генерал, приглаживая ладонью потревоженные ветерком волосы на непокрытой голове.

А Тимур широким шагом спешил к группе, и генерал, сбавив голос, высказал свое мнение:

— А я бы за такой полет поставил хорошо… — И лукаво сощурился. — Весьма. Как, лейтенант?

Коршунов ткнул карандашом в свою записную книжку:

— Точно такую оценку выставил и я. Правда, без «весьма». — И смешливо наморщил губы.

Доложив о выполнении полетного задания и узнав, как оно оценено, Тимур — была не была! — откровенно признался:

— Не всегда так гладко выходит у меня, товарищ генерал. Но как увидел серебристую машину, да еще севшую возле нашей группы, не без прицела постарался.

Всю тираду он выпалил чуть ли не скороговоркой и залился краской, а все присутствующие не выдержали, рассмеялись. Смеялся и генерал:

— Так сказать, пилотаж с прицелом? Ну что ж… Вижу, уж очень вам хочется полетать на моей машине.

— Очень, товарищ генерал!

— И не только ефрейтору, — намекающе подал голос Степан.

Туржанский был в хорошем расположении духа и подмигнул Коршунову:

— Каковы, а?.. Хорошо. Работу других в воздухе посмотрю. А пока на своем истребителе разрешаю полет вашему старшине.

Тимур не верил своим ушам. Но он не ослышался. Генерал стал серьезным, спросил у дежурного по полетам о свободной зоне.

— Пока нет? Ладно, поступим так: временно уступаю мою зону. Слушайте, курсант Фрунзе, задание: можете выполнять все фигуры, какие умеете, я вас ограничиваю только временем и высотой.

— Слушаюсь!

— Время — пятнадцать минут, минимальная высота — тысяча метров на выходе из фигур. Займете зону над центром аэродрома.

Тимур с подъемом повторил задание. Туржанский проводил его к самолету, дал ряд советов и объяснил некоторые особенности своей машины.

— Все ясно, товарищ генерал.

Туржанский ободряюще кивнул и отмахнул рукой, как флажком: «На взлет!»

Серебристый И-16 взмыл уверенно, точно лег на курс и пошел по кругу над аэродромом. Курсанты, окружив своего инструктора плотным кольцом, затаили дыхание. Даже самолюбивый Котомкин-Сгуров напряженно вытянул шею и впился острыми глазами в набиравший скорость генеральский самолет, завистливо думал: «Везет же нашему ефрейтору… Колоссально везет!.. А может, не везет… может, он такой и есть? Ты просто завидуешь ему?»

А в вышине торжествовало мастерство. Перевалив за тысячу метров, Тимур четко выписал петлю, пошел на вторую, но то уже был иммельман, затем сделал крутую горку и бочки. Серия фигур была исполнена без пауз, как единая, давно задуманная и отработанная композиция.

Туржанский стоял на том же месте, откуда проводил Тимура в воздух. Ветерок шевелил его волосы, нарушив высокий пробор. Взглянув на часы, отметил: десять минут истекло, пошла одиннадцатая.

Серебристый истребитель, как бы зацепившись за что-то невидимое, свалился на крыло и начал штопорить… Один виток, другой, третий… И сразу же последовал уверенный выход из штопора с фигурным планированием — восьмерками. На высоте триста метров было выпущено шасси.

Истребитель, пройдя для контроля над стартом, точно на пятнадцатой минуте коснулся земли у посадочного знака.

Туржанский свободно вздохнул, провел ладонью по высокому лбу: «В прошлом году засвидетельствовал рождение Фрунзе-летчика, сегодня же вижу второе его крылатое рождение — родился летчик-истребитель». И сказал:

— Из этого орленка будет толк.

К предварительному старту подкатила эмка, из нее выскочил шофер и, протянув генеральскую фуражку, что-то взволнованно сказал. Слов шофера не услышали, но все, кто стоял поблизости, увидели: генерал побледнел. Нахлобучив фуражку и низко натянув козырек, он побежал к автомобилю:

— Гони на площадку приземления!

Тревожная весть мгновенно облетела школу: на тренировочных парашютных прыжках — несчастный случай. Облегченно вздохнули только тогда, когда узнали, что курсант остался жив и срочно доставлен в севастопольский госпиталь.

ЧП погасило праздничное настроение Тимура, и он до конца дня был задумчив, неразговорчив. Зато не умолкал Олег Баранцевич. Он выяснил обстоятельства несчастного случая.

— Помните того ретивого паренька, обругавшего нас «килькой»?