Сидоров — помощник начальника школы по летной подготовке. Был он человеком педантичным, строго придерживался КУЛПа[4] и беспощадно снижал оценку, если видел в действиях курсанта хотя бы малейший намек на неуверенность, упущение или — и того хуже — лихачество.
Услышав новость, Тимур сорвал со своей коротко стриженной головы пилотку и чуть было не шмякнул ее о сухую, выжаренную крымским солнцем землю, но вовремя овладел собой. Заговорил сдержанно, однако в голосе трудно скрывалась досада:
— Товарищ лейтенант, что ж получается? В Западной Европе переполох, а мы не спешим — бесконечные вывозные да контрольные. Майор Сидоров уже контролировал нас.
Коршунов угловато повел плечами, едва заметно качнул головой:
— Переполох? О каком переполохе вы говорите?
— А что, разве не так? Кто захватил Австрию и Чехословакию, а в прошлом году ринулся на Польшу и вторгся в Югославию и Грецию? Кто скрутил по рукам и ногам Францию, а теперь и на Англию поглядывает? Об этом же в газетах пишут!
— Уже и в нашем воздухе порохом попахивает, а нас никак не выпустят на боевом истребителе, — загорячился и Степан.
— Присоединяюсь, — поддержал товарищей Владимир.
Котомкин-Сгуров, с подъема не проронивший ни слова, оживился, заговорил с нотками насмешливости:
— Можно подумать, что нашим асам повредит лишний контрольный вылет. А насчет намека о том, что «и в нашем воздухе порохом попахивает», следовало бы не паниковать, а поприлежнее следить за газетами, в которых публикуется официальная информация.
— Что имеешь в виду? — повернулся к нему Тимур.
— Он имеет в виду… — Ярославский вынул записную книжку и, полистав, развернул подклеенную газетную вырезку. — Вот что он имеет в виду: «За последнее время в иностранной печати распространились слухи о сосредоточении немецких войск на границе СССР, о несоблюдении немецким правительством пакта о ненападении и близости войны между Советским Союзом и Германией. ТАСС уполномочен заявить, что эти слухи лишены всякого основания и являются ложным вымыслом. Германия так же, как и СССР, неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении. И если кое-где имели место нарушения немецкими самолетами воздушного пространства Советского Союза, то об этом германское правительство предупреждено».
Коршунов, слушая курсантов, мысленно вернулся на совещание комсостава, на котором начальник школы информировал: «Командование Одесского военного округа и Черноморского флота заостряют наше внимание на сложной международной обстановке. Руководствуясь последним заявлением ТАСС, мы в то же время не должны ослаблять бдительности и обязаны каждодневно ускорять и улучшать качество обучения наших курсантов, а также наращивать свое летно-боевое мастерство».
— Заявление ТАСС? Так это ж в данном случае дипломатия! — воскликнул Степан. — Надо понимать.
— А по-моему, надо понимать иное — это официальная точка зрения вышестоящих инстанций. Правильно я рассуждаю, товарищ лейтенант?
Но Коршунов не ответил: к их группе подходил неторопливым, размеренным шагом майор Сидоров. На продолжение спора и комментарии не оставалось ни минуты. Начинался обычный трудовой день.
— Группа, смирно! — И с приложенной к пилотке рукой Коршунов пошел рубящим шагом встречать начальство.
Майор — неулыбчивый, с массивным лицом и тяжелым взглядом — поздоровался и оглядел каждого курсанта.
— Вижу, о чем ропщут глаза ваши: когда же самостоятельный на боевом истребителе? — сказал он и выждал: откликнется ль кто?
Ни звука. Коршунов стоял несколько сзади майора и удовлетворенно подмигнул: молодцы, мол, не поддавайтесь искушению загалдеть в строю, выдержка — важнейшая черта стойкого характера летчика.
Сидоров все же ответил на вопрос, который, как ему показалось, он прочитал в глазах курсантов:
— На календаре конец апреля. А это означает… что? — С полминуты помолчал и оглянулся на инструктора. «Нет, их нынче не проймешь. Вышколил Коршунов своих птенцов!»— А то, что мы с вами накануне майского праздника.
Тимур смотрел на скованное строгостью лицо майора, следил за его медленными губами и подумал непочтительно: «Не выдерживаете, товарищ майор, своего правила. Где же ваша скупость на слово?» А Сидоров вдавался в подробности:
— Командование наметило для некоторых успевающих групп трехдневную экскурсию в Ялту. В том числе и для вашей. Вот и прикиньте, есть ли резон разрывать первый самостоятельный вылет на боевом истребителе от второго тремя, а может, и большими днями.
Курсанты промолчали и на этот раз. Но подумали примерно о том же, о чем думал сейчас Тимур: «При чем тут первомайский праздник! Первомай полетам не помеха. Просто хотите еще раз удостовериться: можно ли нам, безусым юнцам, доверить боевой истребитель?» А помощник начальника школы по летной подготовке в это время почти угрожающе бросил Коршунову:
— Н-да… На земле — недурственно. Поглядим теперь, как в воздухе. Начнем.
Когда очередь дошла до Тимура, майор Сидоров резко, с нотками непонятного раздражения бросил:
— Взлетайте!
Раздражение было явно напускное, рассчитанное на определенную реакцию курсанта.