Врач ободряюще посмотрел на него, похлопал по спине и ответил спокойным тоном:
– Не волнуйся, приятель. Сирену мы обычно включаем, когда едем на вызов, а когда везем пациентов – очень редко. Больных ее вой пугает и больше вредит им, чем помогает. Ваша жена держится молодцом, а в этот вечерний час мы вмиг доберемся до места и без сирены. Тут всего пара миль.
Движение на дороге было неплотное, и уже через пять минут «скорая» подъехала к ярко освещенному входу отделения экстренной помощи больницы имени Принца Уэльского. Едва автомобиль затормозил, Эс открыла глаза и кашлянула, выплюнув трубку. Врач, оценив состояние больной, решил не подключать ее к кислородной подушке, пока не начнется новый приступ. Может быть, она хочет что-то сказать, что-то очень важное.
– Рон…
– Я с тобой, милая. Ты в больнице, здесь тебя быстро поставят на ноги.
– Не уверена… Рон…
– Да, милая? – По его щекам снова заструились слезы.
– Тим… Мы… всегда боялись… Что… будет с Тимом… когда меня… не станет?.. Рон…
– Я с тобой, милая.
– Присмотри за… Тимом… Позаботься… о… Тиме… Бедный Тим… Бедный… Тим…
Это были ее последние слова. Носилки с Эсме куда-то увезли, а Рону и Тиму было предложено пройти в комнату для посетителей. Вскоре одна из медсестер принесла им чай со сладким печеньем. Сообщить что-либо о состоянии Эсме она, вежливо улыбаясь, отказалась.
Через полчаса в больницу прибыла Дони с мужем. Она была на сносях, и Мик старался всячески ее оберегать. Всхлипывая, Дони села между отцом и Тимом.
– Ну, полно, полно, родная, не плачь, – стал утешать ее Рон. – Мама поправится. Сейчас ее куда-то увезли, но как только будет что-то известно, нам сообщат. Не реви! Думай о ребенке, милая, тебе сейчас нельзя волноваться.
– Что произошло? – осведомился Мик. На Тима он старался не смотреть.
– Не знаю. Когда мы с Тимом пришли домой, она была без сознания – сидела в кресле в гостиной. Как долго – не знаю. Черт, почему я сразу домой не пошел, зачем поперся во «Взморье»? Надо было сразу домой!
– Папа, не вини себя, – шмыгнула носом Дони. – В будни ты всегда возвращаешься домой в одно и то же время. Откуда тебе было знать, что сегодня ты ей понадобишься? Ты ведь знаешь: мама ничего не имела против твоих привычек! Она была рада, что ты позволяешь себе немного расслабиться после работы, да и ей это давало возможность заняться собой. Много раз я слышала, как она говорила, что успевает и в теннис поиграть, и ужин для вас с Тимом приготовить.
– Я должен был заметить, что ей нездоровится. Куда только я смотрел?
– Папа, ну что теперь себя корить? Что сделано, то сделано. Мама не хотела бы, чтобы вы жили как-то иначе, и ты это сам прекрасно знаешь. Не надо мучиться из-за того, что нельзя изменить. Лучше подумай о ней и о Тиме.
– Господи, да я только о них и думаю! – в отчаянии крикнул Рон.
Они посмотрели на Тима. Он сидел тихо, как мышка, сцепив ладони и сгорбившись, словно ушел в себя. Такую позу он всегда принимал, когда был убит горем. Плакать он перестал, и теперь сидел, уставившись в одну точку отсутствующим взглядом. Дони придвинулась ближе к брату и ласково окликнула, поглаживая его руку.
Тим вздрогнул, потом, казалось, осознал, что она рядом, и с грустью посмотрел на сестру.
– Дони! – произнес он, словно недоумевая, что она делает в больнице.
– Я с тобой, Тим. Не волнуйся за маму, она поправится. Обещаю.
Тим покачал головой.
– Мэри говорит, нельзя давать обещания, которые не можешь выполнить.
Лицо Дони застыло. Она снова повернулась к отцу, полностью игнорируя Тима.
Поздно ночью к ним вышел доктор Перкинс. Выглядел он осунувшимся и усталым. Все разом встали, словно подсудимые при виде судьи.
– Рон, выйдем на минутку, – тихо предложил он.
Яркие лампы заливали слепящим светом опустевший коридор.
– Она скончалась, приятель.
Рон, ощутив тянущую боль в груди, будто по ней проехался тяжеленный каток, жалостливо смотрел в лицо немолодого доктора.
– Нет!
– Мы ничего не смогли сделать. Обширный инфаркт, потом еще один, уже после того как ее доставили сюда. Сердце остановилось. Мы пытались его запустить, но ничего не вышло. Подозреваю, что проблемы с сердцем у нее начались не сегодня, а внезапное похолодание и теннис довершили начатое.
– Она никогда не говорила, что ей нездоровится, я ничего не знал. Но это же Эс. Она никогда не жалуется, – сумел произнести Рон. К нему возвращалось самообладание. – Ох, доктор, я не знаю, как мне быть! Ведь Тим и Дони думают, что она поправится!
– Рон, хотите, чтобы я им сообщил?
– Нет, – покачал головой Рон, – я сам. Только дайте мне минутку. Можно ее увидеть?
– Да. Но Тима и Дони лучше к ней не пускать.
– Доктор, тогда ведите меня к ней прямо сейчас, а потом я им сообщу.