Тим

Он нехотя отвлекся от музыки, которую они слушали, и обратил на нее затуманенный мечтательный взгляд. На губах заиграла кроткая улыбка. Мэри показалось, что под этим взглядом ее сердце растаяло, а в душу закралась печаль, от которой на глаза навернулись слезы.

Тим хмурился, поставленный в тупик ее вопросами.

– Что я чувствую? – наконец медленно заговорил он. – Чувствую? Черт, не знаю! Я счастлив, мне хорошо. Да, точно, мне хорошо!

– А как пахнут цветы?

Он улыбнулся ей, решив, что она шутит.

– Как цветы, конечно!

– А лицо мое какое?

– Твое лицо прекрасно, как мамино и Дони. Похоже на лицо святой Терезы с моей картинки.

– Это ты очень красиво сказал, Тим, – вздохнула Мэри. – Я, конечно, никогда не думала, что похожа на святую Терезу.

– Похожа, похожа, – заверил ее Тим. – Ее портрет висит на стене над моей кроватью дома. Мама повесила, потому что она мне нравится, нравится. Каждый вечер и каждое утро она смотрит на меня так, словно думает, что я стою целый доллар. И ты на меня тоже так смотришь, Мэри. – Охваченный мучительной радостью, он поежился. – Мэри, ты мне нравишься. Ты мне нравишься больше, чем Дони. Ты мне нравишься так же, как папа и мама. – Его красивые руки пришли в движение, сообщая ей гораздо больше того, что он мог бы выразить с помощью своего скудного ограниченного запаса слов. – Только ты мне нравишься по-другому, Мэри, не так, как папа и мама. Иногда они мне нравятся больше, чем ты, иногда – меньше.

Мэри внезапно встала и направилась к выходу.

– Тим, я пойду немного прогуляюсь, а ты, будь умницей, оставайся здесь и слушай музыку. Я скоро вернусь.

Он кивнул и снова приковал взгляд к проигрывателю, словно это помогало лучше слышать музыку.

Благоухание сада было невыносимо, и Мэри отправилась на пляж. В дальнем конце из песка торчал большой валун. Упав перед ним на колени, она уткнулась в камень лбом и разрыдалась, понимая, что не в состоянии справиться с горем, безысходным и опустошительным, съедавшим ее изнутри.

Они с Тимом были, как мотылек и яркий жгучий свет. Она – мотылек, обладающий чувствами и даром полноценной жизни; он – свет, который наполняет ее существование испепеляющим огнем. Он не ведает, как отчаянно она бьется о стены его мира; ему никогда не понять глубины и насущности ее желания сгореть в пламени его очарования. Силясь побороть свой тщетный голод, который Тим не способен утолить, она скрежетала зубами от ярости и муки и заливалась безутешными слезами.

Внезапно она почувствовала на своем плече руку Тима.

– Мэри, что с тобой? – В его голосе звучал страх. – Тебе плохо? Мэри, пожалуйста, скажи, что с тобой все хорошо!

– Все хорошо, Тим, – устало произнесла Мэри, не поднимала головы. – Просто мне стало немного дурно, и я вышла глотнуть свежего воздуха. Не хотела тебя волновать, только и всего.

– Тебе и сейчас дурно? – Он присел на корточки рядом и, стараясь заглянуть Мэри в лицо, стал неуклюже гладить ее по плечам. – Тебя тошнило?

Качая головой, она отодвинулась от него.

– Нет, теперь все хорошо, Тим, правда. Тошнота прошла. – Упершись одной рукой о камень, она попыталась подняться, но не смогла. – Ох, Тим, какая же я старая и уставшая, – прошептала Мэри, потирая затекшие ноги. – Старая и уставшая.

Он выпрямился и с тревогой посмотрел на нее.

– Однажды маме стало плохо, и папа, я помню, велел, чтобы я отнес ее в постель. Мэри, я отнесу тебя в постель.

Он без труда поднял ее; изнуренная, она не выразила протеста, но когда Тим ступил на веранду, уткнулась ему в плечо, чтобы он не видел ее лица. Тим замедлил шаг, моргая на свету, и ласково прижался щекой к голове Мэри.

– Ты такая маленькая, – сказал он, потираясь щекой о ее волосы. – Маленькая и теплая, как котенок. – Потом, вздохнув, прошел через гостиную.

В комнате мисс Хортон он долго не мог найти выключатель, пока она не остановила его, тронув за шею.

– Не надо включать свет, Тим. Просто положи меня на кровать. Я немного полежу в темноте и приду в себя.

Он бережно опустил ее на кровать, но не уходил, возвышаясь над ней в темноте. Мэри чувствовала, что Тим обеспокоен.

– Тим, ты ведь знаешь, что я не стала бы тебе лгать, да?

– Да, знаю, – кивнул он.

– Тогда поверь: волноваться за меня не надо, я уже вполне здорова. Тебя когда-нибудь тошнило после того, как ты съел что-нибудь не то?

– Да, было один раз, когда я поел цукатов, – серьезным тоном ответил он.

– Значит, ты понимаешь, как мне было нехорошо, да? А теперь я хочу, чтобы ты перестал тревожиться за меня, пошел в свою комнату и лег спать! Мне гораздо лучше, но мне тоже нужно поспать, однако я не засну, если буду думать, что ты расстроен или беспокоишься. Обещай, что ты сейчас же пойдешь спать и больше не будешь волноваться.

– Обещаю, Мэри. – В его голосе слышалось облегчение.

– Спокойной ночи, Тим. Большое тебе спасибо за помощь. Приятно, когда кто-то заботится о тебе, а ты очень хорошо обо мне заботишься. Ты ведь рядом, значит, со мной ничего не может случиться, верно?

– Я всегда буду заботиться о тебе. – Он наклонился и поцеловал Мэри в лоб, как порой она целовала его перед сном. – Спокойной ночи, Мэри.