Читаем Тяжелые дни полностью

            «Совершенно примыкаю к взгляду А. Д. Самарина на Московскую Думу. Ее отношение к Великому Князю есть отношение не отдельной партии, а выражение смертельного страха всего русского общества перед актом принятия Государем на себя верховного командования и устранением того лица, ко­торое (справедливо или нет — это вопрос другой) считается единственно способным противостоять немецкому нашествию».

 

И. Л. Горемыкин:

            «Не могу согласиться с такой идеализацией побуждений. По моему, чрезмерная вера в Великого Князя и весь этот шум вокруг его имени есть ничто иное, как политический выпад против Царя. Великий Князь служить средством»

Кн. Н. Б. Щербатов:

            «Таких найдется не более 5 процентов».

С. Д. Сазонов:

            «И левые, и кадеты за свои шкуры дрожат. Они боятся революционного взрыва и невозможности продолжать войну. Они боятся, что смена командования вызовет этот взрыв».

А. Д. Самарин:

            «Значит, Вы, Иван Логгинович, думаете, что протестующие против увольнения Великого Князя делают это ради корыстных целей. Нельзя же в таких побуждениях обвинить всю Poccию. Протестуют все, до большинства Членов Совета Министров вклю­чительно».

И. Л. Горемыкин:

            «Я говорю не про всю Poccию, которая не кричит, а делает свое дело. Я говорю про левых политиков, которые хотят создать затруднения Монархии и пользуются для этого переживаемым Poccиею несчастьем. Сам Министр Внутренних Дел говорил об этом, доклады­вая нам о коноваловском съезде, и предупреждал, что выступление будет со стороны Московской Думы. Повторяю — имя Великого Князя принято пред­намеренно в качестве объединяющего лозунга оппозиции. Поверьте мне, если Государь Император отказался бы от своего решения и Великий Князь оста­нется, то левые устроят Николаю Николаевичу триумф и торжественное чествование, как спасителю России. Против кого — против Царя».

С. Д. Сазонов:

            «Мы категорически оспариваем такое истолкование общественного движения. Оно не результат интриги, а крик самопомощи. К этому крику и мы должны присоединиться».

И. Л. Горемыкин:

            «На Ваши просьбы Государь ответил ясно и решительно — еду в Ставку. Вопрос этими словами исчерпан».

С. Д. Сазонов:

            «Очевидно, что мы с Вами говорим на разных языках. У большинства из нас вчера, после заседания в Царском Селе, создалось тяжелое впечатление о значительном разладе между нами и Вами. Я считаю необходимым заявить об этом вполне откровенно. Мы радикально расходимся в оценке современного положения и средств борьбы с надвигающейся грозою».

И. Л. Горемыкин:

            «Усердно прошу Вас всех доложить Государю Императо­ру о моей непригодности и о необходимости замены меня более подходящим к требованиям современности человеком. Буду до глубины души благодарен за такую услугу».

Кн. Н. Б. Щербатов: «Вопрос о правительстве го­раздо шире. Мы все вместе непригодны для управления Poccией при слагаю­щейся обстановке. Там, где должны петь басы, тенорами их не заменить. И я, и многие сочлены по Совету Министров определенно сознают, что невозможно работать, когда течения свыше заведомо противоречат требованиям вре­мени. Нужна либо диктатура, либо примирительная политика. Ни для того, ни для другого я, по крайней мере, абсолютно не считаю себя пригодным. Наша обязанность сказать Государю, что для спасения государства от величайших бедствий надо вступить на путь направо или налево. Внутреннее положение страны не допускает сидения между двух стульев».

С. Д. Сазонов:

            «Безусловно согласен с князем Щербатовым. Как Министр Иностранных Дел я должен предупредить Государя Императора, что я не в состоянии вести внешнюю политику и сохранять целость союза при внутренней неразберихе. Я обязан сказать, что союз этот для нас драгоценен, ибо без него мы быстро погибнем и уже давно погибли бы. Я должен сказать, что надо для этого открыто вступить не путь той или иной политики и неуклонно по нему следовать».

И. Л. Горемыкин:

            «Скажите также Его Величеству, что для этого {94} надо убрать Горемыкина. Я неоднократно просил Государя Императора пере­нести ответственность с моих старых на более молодые плечи. Еще вчера я повторил Государю, что поклонюсь низко тому, кто заменит меня на трудном посту. Но при нынешнем положении я сам прошения об отставке не подам и буду стоять около Царя, пока он сам не признает нужным меня уволить».

С. Д. Сазонов:

            «Вопрос не в рыцарстве, а в сохранении своей нравственной личности перед всею Россией. Когда родина в опасности, ры­царское отношение к Монарху красиво, но и вредно для неизмеримо более широких интересов. Мы не демонстрацию собираемся делать Царю, а своим единодушным заявлением предостеречь его от фатального шага. Мы говорим — интересы государства, самое его бытие требуют перемены политики, которую должны проводить новые люди».

И. Л. Горемыкин:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии