«Мне кажется, что говорить в ответной телеграмме о правительстве преждевременно. Ведь, как все помнят, Его Величество отложил этот вопрос до соображения в связи с тем докладом, который Совет Министров должен представить Государю относительно правительственной программы и теми вопросами, которые выдвигаются на очередь переменою командования».
«Обстоятельства складываются настолько угрожающе, что ответ Москве должен быть исчерпывающим. В этом ответе Россия должна увидеть, что ее ждет в ближайшем будущем».
«Я тоже так думаю. В критической обстановке нельзя играть в прятки, а надо действовать быстро и решительно. Целый месяц мы топчемся на месте. Так нельзя поступать во время войны, когда неприятель пробирается в середину России».
«Надо что-нибудь сказать Москве в ответ на ее болезненную тревогу о смене командования. Вчера Государь заявил нам, что Великому Князю он верит, но его окружающим...»
«Да, но какой стилист сможет соединить доверие к Великому Князю с отчислением на Кавказ. Такое д о в е p и e производит потрясающее впечатление. Начнут говорить, что Царь у нас вероломный. Лучше избежать касаться в ответе вопроса о Великом Князе».
«Я не совсем согласен с опасениями
«Напишем мы все это в телеграмме Московской Городской Думе, а завтра же Государя завалят тысячами телеграмм со всех концов Земли Русской».
«Москва не какой-нибудь конец Земли Русской, а Первопрестольная Столица, сердце России, всегда в эпохи бедствий народных бившееся с особою силою. Относительно других телеграмм можно будет поговорить потом, когда они получатся. Но Москву надо выделить и ей ответить по хорошему. Нельзя пренебрегать московским купечеством — это сословие историческое, именитое, к голосу которого прислушиваются далеко за пределами Москвы».
«Если мы будем все время отвлекаться в общие вопросы, то мы никогда не кончим и Высочайшего повеления не выполним. Мы должны представить Его Величеству какой-нибудь ответ на московскую телеграмму».
«Не какой-нибудь ответ, а глубоко и всесторонне обдуманный. Надеюсь, что Председатель не будет препятствовать Совету Министров так именно истолковать Монаршую волю и сознательно ее исполнить».
«Мы знаем из вчерашнего заявления Государя Императора, что, не смотря ни на что, он уезжает в Ставку принимать верховное главнокомандование. Совет Министров или, по крайней мере, большинство его Членов считают, что этот акт значительно ухудшит и без того почти безнадежное внутреннее положение. Раз наши вчерашние уговоры и убеждения не подействовали на Государя, то наша обязанность сделать еще одну последнюю попытку — представить Его Императорскому Величеству письменный доклад с изложением нашего мнения о перемене командования, об опасности для династии и т. д.».
«Государь Император вчера совершенно определенно сказал, что он на днях выезжает в Могилев и там объявит свою волю. Какие же тут возможны письменные доклады. Недопустимо, чтобы Совет Министров тревожил Царя в исторический час его жизни и напрасно волновал бесконечно измученного человека. Не легко было Государю принять такое решение, но раз оно принято — он от него не отступит».
«Я не считаю себя в праве принять на себя ответственность за это решение и, как верноподданный слуга своего Царя, обязан ему заявить: не делайте бесповоротного шага, не трогайте Великого Князя, отсрочьте приведение в исполнение своего решения».
«Наш долг в критическую минуту, в которую хотят затянуть Россию, откровенно сказать Царю, что при слагающейся обстановке мы не можем управлять страной, что мы бессильны служить по совести, что мы вредны нашей родине».
«Т. е., говоря просто, Вы хотите предъявить своему Царю ультиматум».