«Я не препятствую любой форме Вашего обращения к Государю. Но к чему приведет Ваш письменный доклад? Государь не изменит своего решения и не согласится на отставку почти всего Совета Министров, повелит остаться всем на своих постах. Что же дальше?»
«А дальше то, что я буду неустанно повторять Царю — не могу управлять внешней политикой под угрозой внутренней революции. Мы все-таки живем в такое время, что если не с мнениями, то с людьми не могут не считаться, особенно когда эти люди министры и говорят о невозможности продолжать службу».
«Моя совесть не допускает такого образа действий. Не могу требовать увольнения в минуту, когда все должны сплотиться вокруг Престола и защищать Государя от грозящей опасности. Добейтесь моей отставки и я скажу Вам глубокое спасибо. Как бы ни были слабы мои силы, я смогу служить своему Царю и частным человеком».
«Я тоже люблю своего Царя, глубоко предан Монархии и доказал это всей своею деятельностью. Но если Царь идет во вред России, то я не могу за ним покорно следовать».
«В переживаемое нами время требование отставки и неподчинение воле Царя я считаю актом непатриотичным. Он будет на пользу не России, а противникам Престола. Может быть мой взгляд архаичен, но изменить его я не могу и не нахожу нужным. Замечу еще, что весь этот вопрос о командовании и каком то особенном правительстве раздут намеренно. По моему убеждению, сейчас отказ Государя от своего решения и оставление Великого Князя в Ставке было бы гораздо более чревато последствиями, чем вступление Его Величества в личное командование войсками».
«Вот эта точка зрения вчера, к сожалению, сквозила в Ваших речах перед Его Величеством. Вы затронули болезненную струну в отношении Государя к Великому Князю — чувство соревнования. Возможно, что Ваши слова и вызвали резкое заявление, что он на днях едет в Ставку».
«Я наблюдал за Государем и ясно видел по лицу, как он возбудился Вашими словами о триумфе возвращающемуся к верховному командованию Великому Князю и о том, что все стоящие за Великого Князя тем самим становятся в оппозицию Царю. Худшей услуги борьбе с пагубным решением Государя Вы не могли оказать».
«Доложите Его Величеству о моей непригодности и непонимании {96} государственных интересов».
«Мы идем дальше. Мы всех себя считаем непригодными, раз целых три недели не можем сломить упорства Царя».
«Для большинства Членов Совета Министров вопрос стоит ясно: если воля Царя не отражается вредом для России, то ей надо подчиняться; но если эта воля грозит России тяжкими потрясениями и бедствиями, то надо отказаться от ее исполнения и уйти. Мы служим не только Царю, но и России».
«В моем представлении эти понятия неразделимы. здесь корень нашего разномыслия».
Да, это корень. В отличие от Вашего мнения, мы полагаем, что подчинение должно быть не с закрытыми глазами, что нельзя принимать участие в том, где мы видим начало гибели нашей родины».
«Я добавлю, что мы всем можем жертвовать Царю, но только не совестью».
«Русскому Царю нужна служба сознательных людей, а не рабское исполнение приказаний. Царь может нас казнить, но сказать ему правду мы обязаны. Мы никогда не простили бы себе молчания в минуты, когда на карту ставятся судьбы нашей родины».
«Наша беседа принимает безысходный характер. Прошу моих слов не переиначивать. Я не говорил о рабском подчинении. Мое мнение сводится к тому, что воля Царя есть воля России, что Царь и Россия неразделимы, что этой воле мы обязаны подчиняться и что русскому человеку нельзя бросать своего Царя на перепутьи, как бы лично ни было трудно».
«Если развивать дальше Вашу мысль, то неизбежно заключение, что слова Царя столь же священны, как слова Евангелия. Не забывайте, что популярность Царя и его авторитета в глазах народных масс значительно поколеблены. Трудно при современных настроениях доказать совпадение воли России и Царя. Видно как раз обратное явление».
«В моем понимании существа русской монархии, воля Царя должна исполняться, как заветы Евангелия».
«Тогда остается только одно — топиться. Я не хочу и не считаю нужным этого. Свой долг я вижу не в преклонении, а в том, чтобы предостеречь Царя и удержать его на гибельном для моей родины пути. Заявления от имени Совета Министров будут звучать гораздо авторитетнее. Поэтому я предпочитаю выступить не отдельно, а в сотрудничестве с единомышленниками».