Читаем Тяжелые дни полностью

Кн. Н. Б. Щербатов:

            «Не может быть сомнения в том, что решение Государя будет истолковано, как результат влияния пресловутого Распутина. Революционная и антиправительственная агитация не пропустят удобного случая. Об этом влиянии идут толки в Государственной Думе и я боюсь, как бы от сюда не возник какой-нибудь скандал. Не надо забывать, что Великий Князь пользуется благорасположением среди думцев за свое отношение к общественным организациям и представителям».

П. А. Харитонов:

            «У меня напра­шивается сомнение, как отнесется к его устранению сам Великий Князь. Человек он нервный, впечатлительный, болезненно самолюбивый. Как ни по­золоти пилюлю, а факт его увольнения в момент, пока еще не кончился период отступления и сплошных неудач на фронте, будет равносилен при­знанию Верховного Главнокомандующего не отвечающим своему назначению, неспособным бороться с врагом. В Ставке же, где много людей теряет все с уходом Великого Князя, несомненно возможны попытки склонить Его Высочество на какие-нибудь решительные шаги».

А. А. Поливанов — молча развел руками и пожал плечами.

А. В. Кривошеин:

            «Я уверен, что со сто­роны Великого Князя не может быть никакой опасности неповиновения. Он глубокий патриот и никогда не решится осложнять и без того критическое положение».

С. Д. Сазонов:

            «Он не только патриот, но и джентльмен. Соображения Петра Алексеевича должны быть совершенно исключены. И без того достаточно мотивов для доклада Государю о пагубности его шага, чтобы еще запугивать несуществующими опасностями и возбуждать давно уже недобрые его чувства в отношении Великого Князя».

П. Л. Барк:

            «Всецело присоединя­юсь к словам Сергея Дмитриевича Сазонова. Подобный аргумент способен только разжечь пожар. Мне думается, что следовало бы обратить внимание Его Величества еще на то обстоятельство, что замена главного командования при настоящих условиях и возможные отсюда внутренние осложнения ухудшат наш кредит, и без того павший до невероятной для великой державы степени. Царь во глав армии идет в последний бой — это наша последняя ставка. Но этот момент еще не наступил. Риск не во время почти всегда влечет за собою вредные последствия. Мы обязаны заявить наше мнение Государю. Иначе нас справедливо упрекнут, что мы не приняли всех доступных мер для предотвращения несчастия».

Кн. Н. В. Шаховской:

            «Мне казалось бы, что Совету Министров следовало бы просить о Высочайшей аудиенции и умолять Го­сударя Императора о пересмотре принятого им решения. Это и наша обязан­ность, и, скажу прямо, наше право».

И. Л. Горемыкин:

            «Я против такого коллективного выступления. Оно не только не принесет никакой пользы, но, напротив, повредит. Вы знаете характер Государя и какое впечатление на него производят подобные демонстрации. К тому же, повторяю, решение его {56} непоколебимо. Никакие влияния тут ни при чем. Все толки об этом — вздор, с которым правительству нечего считаться. Мы ничего не можем поделать. Государю и без того не легко, чтобы нам еще его тревожить нашими проте­стами. Моя совесть, как Председателя Совета Министров, чиста — я все сделал, чтобы удержать Государя. Я призываю Вас, Господа, в сознании назревающих событий большой важности, преклониться перед волею Его Императорского Величества, сплотиться вокруг него в тяжелую минуту и посвя­тить все силы нашему Монарху».

            Призыв И. Л. Горемыкина не произвел особого впечатления, пройдя мало замеченным. Горячий обмен мнений продол­жался в духе необходимости во что бы то ни стало отговорить Государя. Так как Председатель категорически воспротивился предположению о коллективной аудиенции, остановились в конце концов на следующем.   Во-первых, упол­номочить Военного Министра, от которого впервые услышали о царском намерении, доложить Его Величеству мнение Совета Министров и умолять или о пересмотре принятого решения, или хотя бы об отсрочке приведения его в исполнение до наступления более благоприятных обстоятельств.

            Во-вторых, по­пытаться воздействовать на настроения Государя через приближенных к нему лиц; таким лицом намечен в первую очередь Дворцовый Комендант генерал В. Н. Воейков, на которого следует повлиять главным образом в духе высказанных Министром Внутренних Дел соображений об опасностях с точки зрения обеспечения охраны Его Величества и Императорской Семьи, а также о грозных последствиях предпринимаемого шага для будущно­сти династии. Переговоры с В. Н. Воейковым поручены кн. Н. Б. Щербатову.

 

А. В. Кривошеин:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии