«Вообще Совету Министров следовало бы подумать о складывающемся для него положении».
«Оставаясь в пределах вопроса о письме Гучкова, все, кажется, согласны, что отвечать на него не следует».
Возражений не последовало, но разговор продолжался в том же духе сетований на трудные условия работы, на бессилие бороться с заведомо рискованными экспериментами и т. д.
Резюмировать этот обмен мнений можно словами
«Правительство висит в воздухе, не имя опоры ни снизу, ни сверху».
В частности, беседа коснулась личности А. И. Гучкова, его авантюристической натуры, непомерного честолюбия, способности на любые средства для достижения цели, ненависти к современному режиму и к Государю Императору Николаю II и т. п.
Когда заседание кончилось и все разъехались,
В заключение записи у меня помечено: «По-видимому, в Совете Министров назревает внутренний кризис. Большинство обижено принятием решения о перемене командования и посылкою приказа Великому Князю помимо участия Совета в обсуждении этих актов. Иван Логгинович тверд в своей позиции, что сейчас не время протестовать, а надо помочь Царю в критическую минуту».
ЗАСЕДАНИЕ 10 АВГУСТА 1915 ГОДА.
Снова запись отрывочная и преимущественно в общих выражениях, а не поименная.
В начале заседания настроение более спокойное. В конце опять коснулись положения правительства и беседа приняла обостренный характер.
До сведения Совета Министров дошло, что у Его Величества возникла мысль пока оставаться в Петрограде, где и основать Ставку. Фактически всем будет верховодить генерал Рузский, у которого прекрасные отношения с генералом Алексеевым.
«Такая комбинация более успокоительна и вопрос разрешается лучше, чем можно было ожидать. Во всяком случае существенным плюсом является устранение генерала Янушкевича и непосредственная близость Ставки к правительству».
«Несомненно, много опасений теперь отпадает. Главное — это то, что обеспечивается объединение военной и гражданской власти».
«Необходимо только возможно определеннее выяснить основания такого объединения. Боюсь, как бы эта близость не привела к обратным результатам и не внесла бы еще большего сумбура».
«Раз перемена командования предрешена бесповоротно, то надо придумать такую форму, в которой эта перемена была бы обставлена возможно мягче и понятнее. Мне кажется, что следовало бы просить Его Величество объявить свою Монаршую волю в форме Всемилостивейшего рескрипта на имя Великого Князя Николая Николаевича.
В этом рескрипте можно было бы изложить те мысли, которыми {60} Государь Император руководствуется, вступая в непосредственное командование армиею: призывает долг Царского служения; не в победное время, а в годину тяжких невзгод Царь идет делить опасности с войсками; Царь готов погибнуть в борьбе с врагом, но от долга своего не отступить; Царь сознает великую ответственность за безопасность родины; Царь глубоко ценит ратный подвиг Великого Князя и вверяет ему кавказский фронт и т. д. Конечно, я набросал лишь отрывочные фразы. Все это надо обдумать и взвесить каждое слово. Но я думаю предлагаемая идея ясна».
«Я нахожу предложение А. В. Кривошеина очень удачным и думаю, что хорошо составленный рескрипт поможет сгладить многие углы».
«Пред лицом факта, перед которым мы поставлены, идея А. В. Кривошеина особенно ценна. В рескрипте можно подчеркнуть, что Великий Князь устраняется не потому, что годовой период войны закончился сплошными неудачами, а в силу, во-первых, долга царского служения и, во-вторых, соображений общегосударственных: положение сейчас настолько обострилось, что необходимо сосредоточение всей власти, всего государственного аппарата. Если умело написать рескрипт, то Великому Князю его перемещение не будет столь обидным и нежелательные обострения настроений будут смягчены».
В смысле полного сочувствия высказались и все остальные Члены Совета, причем, однако, не скрывались сомнения, согласится ли Государь на такую форму в виду крайнего недовольства Великим Князем и личного против него раздражения.