Тяжелые дни

            «Я должен подтвердить слова Военного Мини­стра. Его Величество уже несколько дней тому назад предупредил меня о принятом им решении. Когда в прошлых заседаниях во время суждений о взаимоотношениях между военными и гражданскими властями я предупреждал Вас о необходимости с чрезвычайною осторожностью касаться перед Государем вопросов о Ставке, я имел в виду именно опасность ускорения этого решения».

С. Д. Сазонов:

            «Как же Вы могли скрыть от своих коллег по кабинету эту опасность? Ведь, дело затрагивает такие интересы, от которых зависят судьбы России. Если бы Вы сказали нам откровенно, мы на­шли бы, вероятно, способы противодействовать решению Государя, которое я не могу назвать иначе, как пагубным».

И. Л. Горемыкин:

            «Я не считал для себя возможным разглашать то, что Государь повелел мне хранить в тайне. Если я сейчас говорю об этом, то лишь потому, что Военный Министр нашел возможным нарушить эту тайну и предать ее огласке без соизволения Его Величества. Я человек старой школы, для меня Высочайшее повеление закон. Но раз дело сделано, его не воротишь. Должен сказать Совету Министров, что все попытки отговорить Государя будут все равно без результатов. Его убеждение сложилось уже давно. Он не раз говорил мне, что никогда он не простит себе, что во время японской войны он не встал во главе действующей армии. По его словам, долг царского служения повелевает Монарху быть в моменты опасности вместе с войсками, деля и радость, и горе. Многие из Вас, господа, вероятно, не забыли тех событий, которые готовились вслед за, объявлением настоящей войны, и как трудно было тогда переубедить Государя. Сейчас же, когда на фронте почти ката­строфа, Его Величество считает священною обязанностью Русского Царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть. При таких чисто мистических настроениях Вы никакими доводами не уговорите Государя отка­заться от задуманного им шага. Повторяю, в данном решении не играют никакой роли ни интриги, ни чьи либо влияния. Оно подсказано сознанием Цар­ского долга перед родиною и перед измученною армией. Я так же, как и Военный Министр, прилагал все усилю, чтобы удержать Его Величество от окончательного решения и просил его отложить до более благоприятной обста­новки. Я тоже нахожу принятие Государем командования весьма рискованным шагом, могущим иметь тяжелые последствия, но он, отлично понимая этот риск, тем не менее не хочет отказаться от своей мысли о царском долге. Остается склониться перед волею нашего Царя и помочь ему».

С. Д. Сазонов:

            «Да, но бывают обстоятельства, когда обязанность верноподданного настаивать перед Царем во имя общегосударственных интересов. Помимо тех соображений, которые здесь уже были высказаны, надо еще учитывать и то, что увольнение Великого Князя произведет крайне неблагоприятное впечатление на наших союзников, которые в него верят. Кроме того, объединение в лице Монарха главного командования усложнит и затруднит сношения между со­юзными армиями и штабами. Нельзя скрывать и того, что заграницею мало верят в твердость характера Государя и боятся окружающих его влияний. Вообще, все это настолько ужасно, что у меня какой то хаос в голове делается. В какую бездну толкается Россия».

А. В. Кривошеин:

            «Я давно подозревал возможность заявления Государем желания встать непосредственно во главе армии — это вполне соответствует его душевному складу и мистическому пониманию своего царского призвания. Но, как и Министр Внутренних Дел, я был далек от мысли, что этот вопрос может выдвинуться именно в настоящий абсолютно неподходящий момент и что облеченное до сих пор Монаршим доверием правительство будет поставлено лицом к лицу с предрешенным актом такой величайшей исторической важности. Я совершенно согласен с теми своими сочленами по кабинету, которые говорят о {55} немедленной необходимости отговорить Государя. Ставятся ребром судьбы России и всего мира. Надо протестовать, умолять, настаивать, просить, словом — ис­пользовать все доступные нам способы, чтобы удержать Его Величество от бесповоротного шага. Мы должны объяснить, что ставится вопрос о судьбе династии, о самом троне, наносится удар монархической идее, в которой и сила, и вся будущность России.

Народ давно, уже со времен Ходынки и япон­ской кампании считает Государя Царем несчастливым, незадачливым. Напротив, популярность Великого Князя еще крепка и он является лозунгом, вокруг которого объединяются последние надежды. Армия тоже, возмущаясь командирами и штабами, считает Николая Николаевича своим истинным вождем. И вдруг — смена верховного главнокомандования. Какое безотрадное впечатление и в обществе, и в народных массах, и в войсках. Я пони­маю тех, кто говорит, что можно потерять равновесие душевное. Нужно иметь особенные нервы, чтобы выдерживать все происходящее. Россия переживала гораздо более тяжкие эпохи, но никогда не было такой, когда все делается к тому, чтобы еще усложнить и запутать и без того безысходное положение».