The Мечты. Минор для мажора

В такт ей пульсировали мысли Богдана. Он присел на корточки, не отводя взгляда от Юлиного деформированного колена, по которому синева разливалась на глазах, и осторожно коснулся его пальцами. Собственные пальцы показались ему ледяными от того, какой горячей была ее кожа. От нахлынувших ощущений раскалялась кровь и непроизвольно напряглись мускулы его живота.

Богдан скользнул ладонью по ноге вниз, к тонкой щиколотке и прижался губами к ее разбитой коленке. От этого прикосновения она крупно вздрогнула, но не отстранилась. Он затылком ощущал, как она смотрит. Смотрит на него. На то, что он делает. Наверное, удивленно. Может быть, в растерянности. Может быть, прямо сейчас, в эту минуту, решаясь. На что-то уже наконец решаясь. А потом почувствовал ее руку, легко, практически невесомо дотронувшуюся до его волос.

Боясь спугнуть то хрупкое, почти болезненное, что возникало между ними, он не поднял головы. Подался чуть ближе, медленными поцелуями прокладывая дорожку вдоль гладкого бедра, и его ладони чуть смелее, очень нежно гладили ее кожу, окружая объятием. Юля все еще молчала. Все еще не издавала ни звука, словно бы оставляя пространство для отступления. Но с каждой секундой он все яснее ощущал, как тяжелеет ее рука на его макушке – и тоже не отпускает. Он не мог видеть ее лица, как и она не видела его. Были только эти прикосновения. Ее пальцы, зарывающиеся в его волосы. А потом она вдруг глубоко вдохнула и на вдохе негромко всхлипнула, прервав эту бесконечную, затягивающую их обоих тишину, в которой была одна лишь неопределенность, причинявшая боль.

- Бодя, - услышал он собственное имя.

Вскинул голову, все еще сдерживая себя, хотя точно знал, что теперь уже не остановится. И черта с два они оба сейчас нуждаются в словах. Руки Богдана застыли на Юлькиной талии, и он поймал ее взгляд. Темный. Только отражение света керосиновой лампы крошечными огоньками где-то на самом дне. Они не нуждались в словах, но Юлины губы дрогнули, и он скорее прочел по ним, чем услышал очень короткое:

- Иди ко мне.

Последнее слово Богдан ловил своим ртом. Их лица были близко-близко друг от друга. Глаза в глаза. Почти все становилось абстрактным, лишь ее губы, открывающиеся навстречу его языку, стали для него единственной реальностью. Он скользнул ладонями вдоль узкой спины, касаясь пальцами каждого ребра и стремясь к месту, где должны быть крючки бюстгальтера. И неожиданно хмыкнул – под футболкой белья не оказалось. С ее плеч на пол слетела верхняя одежда, а руки нетерпеливо и как-то порывисто рванулись к его, дернув молнию. Не разрывая поцелуя, почти дерзкого, даже напористого, словно бы доказывающего и себе, и ему что-то очень важное, Юлька расстегнула его куртку. Хотела телом к телу. Точно так же, как глаза в глаза. Здесь, на краю мира, затерявшись в ночи ото всех, без связи, без малейшего постороннего шороха – ничего и никого не осталось, кроме него и кроме нее. И ничего не важно. Только чувствовать.

И так, чувствуя, она выгибалась дугой под его руками и продолжала рваться к нему.

Это ее движение заставило его совсем потерять контроль. Выпрямившись во весь свой рост, он потянул за собой Юлю. Все завертелось, словно в воронке урагана. Их стремление навстречу друг другу, разбросанная одежда, отчаянные вздохи, срывающиеся с ее губ, когда им приходилось разрывать объятия, невыносимость ощущений, которые пронизывали его каждый раз, едва она касалась поцелуями его кожи.

Богдан на мгновение осознал себя, нависнувшим над ней, и поразился неподвижности, в которой застыли оба. За секунду до его быстрого, несдержанного порыва, который она нетерпеливо приняла. А потом точно так же нетерпеливо двинула бедрами навстречу ему, теперь уже полностью, до самого конца раскрываясь, влажная и горячая, готовая его принять. Сама. Она сделала это сама. Потому что желала его до одури – не сейчас, а много, много раньше. Так давно, что уже и не вспомнить. Желала так сильно, что ее желание разражалось сдавленными криками при каждом его толчке, а она не могла им насытиться. Обхватывала его шею, покрывала поцелуями его плечи, царапала спину и не хотела, не могла отпускать даже и на мгновение. Он был нужен ей внутри. Он был нужен ей. Он так отчаянно был нужен ей, что она саму себя забыла, едва наконец получила его.

Он остро чувствовал ее жажду, возбуждаясь от этого еще сильнее. Не закрывая глаз, не отрывая взгляда от ее лица, которое говорило красноречивее любых слов, Богдан то замедлял движения, то вновь энергично врезался в нее, ощущая, как подрагивают ее ноги. И настойчиво доводил ее до оргазма, удерживая себя на грани исступления.

Много времени не понадобилось. Она была на пределе. Вся – как натянутая нить. Чуть тронешь – разорвется. Слишком истосковалась по нему. Слишком долго ждала. И когда на нее стали накатывать крупные волны тепла, она лишь еще крепче обхватила его бедра, а ладони ее заскользили по его ягодицам, будто бы требуя – больше, глубже, до самого дна. Вместе с ней.