The Kills

Меня увлек ее рассказ, хоть немного скрасивший странную сцену. Вряд ли подчиненные, с которыми пускай и близкие, доверительные отношения, часто занимаются внешним видом начальства.

— И вот, — продолжала она, — пока на кладбище все прощались с ней, произносили памятную речь, я заметила яму. Могилу. Я же не знала, что это могила. Для чего она. Никто не рассказал, — на ее лице на долю секунды мелькнуло замешательство. То детское, испытанное много лет назад. — Подошла к ней, встала на край, на колени и заглянула внутрь. А оттуда на меня повеяло сыростью, запахом земли. Кислым, тяжелым. Он будто забивался в ноздри с каждым вдохом. И холод этот могильный заколол лицо. Я, будучи ребенком, который не знает, что такое смерть, физически ощутила всю ее тоску и мрак. Знаешь, — Алисия сделала глубокий вдох, — такая кромешная безысходность, от которой хочется кожу с себя содрать заживо, только бы чувствовать перестать. Только когда ты маленький, не понимаешь, что это. Просто ощущение, жутчайший страх. Помню, подумала тогда: «Что это за лучший мир такой, в котором так страшно?»

Она выключила бритву, осторожно примостив ее на полке.

— К чему эта история? — от меня ускользал смысл рассказа.

Алисия сжала губы, готовя окончательный вердикт.

— Сейчас, — ее голос звучал болезненно, если не сказать траурно, — когда я смотрю в твои глаза, мне будто снова шесть, и я на краю той могилы, заглядываю в нее.

Она умолкла, играя со мной в гляделки. Я совершенно отчетливо увидел испытываемую ко мне жалость. Гребаную жалость, которую я никогда не мог терпеть по отношению к себе.

— Соболезную, — безучастно произнес я, сочувствуя то ли потере бабушки, то ли тому, что ей снова пришлось окунуться в неприятные воспоминания.

— Да уж, — Алисия выдавила из себя печальную улыбку. — Прими душ.

— Это обязательно? — я не хотел утруждать себя ничего не значащими процедурами.

Кому теперь нужна аккуратность и порядок? Имеют ли они хоть каплю той важности, что была раньше? Не думаю.

— Да, обязательно, — отрезала, словно строгая мать, девушка. — На правах своей ориентации я, конечно, могу раздеть тебя и затолкать в душ. Но ты все еще мой начальник и видеть тебя голым — не лучшая затея.

Я с трудом поднялся, тоскливо глянув на душевую кабину в углу.

— Я пойду дождусь курьера. Ты должен поесть, — я открыл рот, желая возразить, что не голоден. — Ответ «нет» не принимается, — опередила меня Алисия.

Маньяк, настоящее время

Блондинка привела меня в миленький райончик за городом. Она припарковалась возле двухэтажного белоснежного дома, изысканного, будто сошедшего с картинки об американской мечте.

Я остановился неподалеку. Увидеть что-либо отсюда не представлялось возможным. Пришлось снова идти на риск, дождаться, пока она зайдет внутрь и, обогнув участок, зайти с тыльной стороны дома.

Выверенные движения, ловкие шаги. В этом я был спец. Остаться незамеченным у всех на виду — мое умение, мой дар, мой талант.

За домом располагался маленький сад. Беседка с шатром, сложенным на зимовку, укрытые пленкой ротанговые кресла, пара уютных гамаков, также из ротанга, закрепленных на цепочках под крышей беседки. Мангальная зона и, неожиданно, детские качели, привязанные к ветке кряжистого дерева.

Меня настигло злое торжество и едкое злорадство, улучшая настроение, испорченное необходимостью бегства. Семья — заветная мечта многих. И он не исключение. Как это банально. Кейт достойна большего, нежели убогое прозябание в этой пошлой до тошноты мечте. Она достойна меня.

Я затаился возле окна и незаметно заглянул внутрь.

Он лежал на большом матрасе, кинутом прямо посреди комнаты. Рядом — омерзительная гора окурков, от одного вида которой меня в отвращении передернуло. Девушка сидела рядом с ним, спиной ко мне, опустив глаза в пол. Он курил. Слабый, беспомощный, разбитый. Ни намека на двоих. Вряд ли он опустился бы до свинства в ее присутствии.

«Ее здесь нет. Кейт не с ним».

Сраженный таким неожиданным исходом, я прирос к стене дома, не веря собственным глазам. Он предпочел спрятать ее, лишить себя мечты, а заодно и меня. Немыслимо. Просто немыслимо. Придется потратить годы на ее поиск, но найти.

Кейт должна быть моей. Должна.

***

Алисия заставила меня поесть. Села напротив и считала каждый съеденный кусочек. Мне не хотелось. Аппетита попросту не было. Еда — удел живых. А я мертв. Она возвращала меня к жизни, забирала из мира боли. Я должен остаться там. Мое место в череде потерь, страха и горя. Плыть в темных водах меланхолии, созерцая свинцовые тучи, готовые пролить на меня потоки разъедающей безысходности.

Девушка не выпускала меня из-за стола, пока я не съел все до последней крошки. В холодильнике осталась еще еда. На завтра. Я не собирался к ней притрагиваться.

В гостиной обнаружились перемены обстановки. Матрас застелен чистой простыней, окурков нет, о них напоминают только коричневые подпалины на светлом полу.

— Я зайду завтра, — оповестила Алисия. — Один ты так и будешь лежать здесь до конца своих дней.

— Зайди, — я нащупал сигареты, закурил и достал кольцо из кармана спортивных штанов.