The Beginning of the End (СИ)

- Благодарю тебя! - Белла улыбнулась. - Это господин сказал?

Кифи кивнула.

- Да, он позволил. И госпожа узнала о тебе.

Она ничего не сказала о том, когда хозяйка захочет видеть новую наложницу мужа; и Белла удержалась от вопроса.

Кифи все-таки проводила ее в купальню и объяснила, где что лежит и как этим пользоваться. По дороге вперед они снова никого не встретили; но возвращаясь в спальню, наткнулись на слугу. Он отпрянул от Беллы и вжался в стену, увидев цвет ее волос; но все-таки совладал с собой и даже не выронил того, что нес.

- Это Реннефер, слуга господина, - объяснила Кифи, закрыв дверь. - Он неболтлив, но скоро все в доме узнают о тебе… Хорошо, что в мою комнату никому нельзя входить, кроме Синухета!

- А твоя дочь… где она спит? - осторожно спросила Белла.

Кифи метнула на нее настороженный взгляд.

- Там же, где дети госпожи. Господин не разделяет их.

Белла съела то, что ей принесли: это оказалась ячневая каша с маслом и медом, почти как варили в ее дни, только немного придымленная. У египтян кухни, кажется, под открытым небом.

Потом Кифи села ткать: Белла только сейчас обнаружила в углу маленький станок с наполовину готовым суровым полотном. Кифи, наверное, привыкла коротать время подобным образом. Белла подумала, что и сама бы не прочь научиться такому ремеслу.

- Нравится? - египтянка взглянула на Беллу поверх станка, не прекращая споро двигать руками. - А как ты работала дома?

“Она спрашивает как бы между прочим, потому что боится меня!” - поняла Белла.

Англичанка села в кресло и, подобрав ноги, попыталась рассказать о себе. Кифи иногда недоверчиво хмыкала, иногда изумлялась и прерывала работу. Но Белла не могла поведать этой женщине больше, чем Синухету: и не могла удивить ее по-настоящему, рассказав правду о себе…

Кончилось это повествование тем, что Кифи пообещала научить свою товарку ткать и почувствовала что-то вроде жалости к ней и ее неведомым сородичам из заморского края холода. Конечно, земли лучше Та-Кемет не может быть!

Ближе к вечеру пришел Синухет, как обещал; и пришел не с пустыми руками. Он принес Белле то, чему она очень обрадовалась, - палетку с красками, кисти и несколько превосходных чистых свитков.

- Я хочу видеть, как ты рисуешь, - объявил ее господин; и уселся на пол, скрестив ноги. - Покажи.

Белла повиновалась. Она решила попытаться нарисовать то, что сохранилось только в ее памяти, - вид какого-нибудь из лондонских парков.

Вскоре увлеченный Синухет понял, что она рисует свой город, и вновь начал расспрашивать наложницу о ее родине. Кифи тоже внимательно слушала их, затаившись в сторонке. Белла рискнула и обмолвилась кое-о-каких достижениях будущего: все равно проверить это у египтян нет возможности.

Синухет поздно ушел от Беллы, с большой неохотой вырываясь из той реальности, что она соткала в его воображении. “Долго ли я еще смогу быть Шехерезадой”, - подумала англичанка с мрачным юмором.

Ночь она проспала спокойно; весь следующий день Белла не видела никого из хозяев, и никого из детей, только слышала, как те играют в саду у пруда. Кифи снова сидела за тканьем; а вечером предложила Белле подняться на крышу. - Хочешь, мы будем спать здесь? - спросила она.

Белла была восхищена картиной, открывшейся сверху, и охотно приняла бы предложение новой приятельницы. Но воспользоваться им не смогла: к женщинам поднялся Синухет. Ничего не говоря, он увлек Беллу в свою спальню.

В этот раз тоже не получилось избежать боли и неловкости. Но сегодня Синухет любил ее более вдумчиво, долго, и от одного этого сознания, - что Синухет наслаждается и изумляется именно ей, что именно в ней он нуждается, - Белла поднялась к наслаждению.

На эту ночь он тоже оставил Беллу спать рядом с собой, и обнимал ее во сне. Это согревало ее, давало чувство защищенности… и Белла понимала, что их чувство могло бы со временем перейти в любовь. Если бы только у Синухета уже не было семьи.

Госпожа Мути пожелала видеть новую наложницу мужа только на третий день. Белла поражалась выдержке этой женщины: неужели она до сих пор довольствовалась только чужими словами? Хотя, вероятно, жена Синухета улучила возможность рассмотреть Беллу незаметно для нее.

Хозяйка дома вошла в комнату наложниц, когда Кифи не было, а Белла рисовала. Услышав женские шаги, англичанка вскочила. Она повернулась лицом к госпоже, опустив руки.

Жена Синухета оказалась красивой величавой женщиной, которая, однако же, выглядела старше супруга. Но, вероятно, на самом деле была его младше - ее старили преждевременные складки у губ, отчетливо заметные, когда женщина улыбалась.

Госпожа Мути была в парике с укрепленным на темени благовонным конусом, источавшим сильный аромат, в изысканном наряде; и походила не на провинциальную хозяйку, а на придворную даму. Белла подумала, что эта женщина могла быть ловкой интриганкой… Она ведь, кстати, и фиванка по происхождению…

Несколько мгновений соперницы молча рассматривали друг друга. Потом госпожа Мути произнесла, хорошо поставленным голосом:

- Так значит, вот ты какова. Чужестранка, укравшая разум моего мужа.