– Узнать, есть ли у вас прописка.
– Ну ты даёшь! – рассмеялся цыган. – Кто ж нам без прописки талоны на масло и колбасу даст!
– Значит, есть, – грустно сказал Семён.
– И паспорта есть, и прописка! – весело сказал цыган.
Семён побрел в село. Всю дорогу он сокрушался о своих пустых хлопотах и думал о том, что за цыганскую самодеятельность получит от председателя «на озимые».
Вернувшись домой, Семён немного успокоился и, усевшись на скамейке, принялся разрабатывать более надёжный план: вечером, когда стемнеет, пробраться к табору, тихо откатить мотоцикл на безопасное расстояние, проехать на нём километров десять – не больше – и вернуть на место. «Главное – успеть прокатиться до полуночи», – загадал Семён, закрыл глаза и задремал.
Ему приснилось, что красавец-цыган под звуки милицейской сирены заводит во двор мотоцикл и отдает его Семёну – дескать, негоже цыганам на мотоциклах разъезжать, кони – вот цыганский удел и цыганское счастье, а если вдруг нужно будет что-нибудь срочное, так ведь Семён не откажет, доставит куда надо. «Доставишь?» – спрашивает молодой цыган. «Конечно, друг!» – отвечает Семён и дрожит от нетерпения.
– Так доставишь? – разбудил Семёна громкий голос.
Он открыл глаза и увидел перед собой того самого молодого цыгана.
– Поможешь, брат? – встряхнул цыган Семёна. Тот, не понимая в чём дело, ухватился за край скамейки, испуганно заморгал и прохрипел:
– Что случилось?
– Матери плохо стало. Скорую вызвали, – взволнованно протараторил цыган, – отец с ней поехал, а я дороги не знаю. Доставишь?
Они мчались по просёлочной дороге, подпрыгивая на колдобинах и объезжая глубокие ямки. Временами Ява взбрыкивала, словно лошадь под чужаком. «Всю душу вытрясет, пока до райцентра доберёмся, – с досадой думал Семён, впиваясь пальцами в руль. – Лучше бы на «Деда» сели».
Когда выехали на грунтовку, Ява успокоилась, пошла ровнее, увереннее. Семён прибавил скорости, и они полетели, рассекая волны теплого июльского воздуха. Впервые в жизни Семён почувствовал себя единым целым с мотоциклом: руль был словно продолжением его рук, а руки – продолжением руля. Он полностью доверился Яве, а она поверила ему.
Из больницы вышли рано утром. Матери цыгана стало легче, но её оставили на несколько дней под присмотром врачей, отцу разрешили побыть с ней до вечера.
– Поехали, брат! – позвал цыган, запуская двигатель.
– Поехали! – радостно откликнулся Семён. Теперь он знал точно: всё у него сложится – и служба, и жизнь вообще.
Запеканка
Елена вошла в квартиру, устало присела на пуфик, стянула ботильон с правой ноги и принялась за левый, когда из гостиной появился Борис. Он опустился перед Еленой на корточки и обхватил крепкой молодой ладонью её левую лодыжку:
– Ну что?
В ответ она нежно потрепала его кудри:
– Как мой Бося время коротал?
– Понятно. Значит, плохо, – вздохнул Борис, снимая ботильон с изящной ноги Елены. – По телеку слышал, госаппарат сокращать начали.
Он легко поднялся, поставил ботильоны на полку и протянул Елене руки. Она радостно откликнулась на приглашение, вспорхнула с пуфика и устремилась к поцелую:
– Может, пронесёт, и меня не автоматизируют. Поймут, что я самая незаменимая из всех незаменимых.
Борис чмокнул Елену в губы и, медленно высвобождая пуговицы из петель её плаща, соблазняюще зашептал:
– Конечно, зая. Но этим вопросом нужно заниматься. Петрова уже все ресурсы подключила.
Игриво поправив волосы, Елена защекотала длинными ухоженными ногтями упругий торс Бориса:
– Что нам Петрова! Даже если…
– Никаких если, – прервал Елену Борис, разводя её руки в стороны.
Она замерла на мгновение, встрепенулась и, сбросив плащ, весело продолжила:
– А что – пойду бухгалтером. В детский сад. Рядом с домом, рабочий день и отпуск как у людей, питание диетическое.
– Зарплата тоже диетическая? – съязвил Борис.
– Фи, Бося! Не в деньгах счастье! – Елена всем телом прижалась к Борису.
– Ясное дело – в их количестве, – хмыкнул Борис.
– Буду в клювике приносить тебе запеканку. Ужас как любила в садике.
– Я так понимаю, что твой предел мечтаний устремился к запеканке? – холодно спросил Борис.
Елена удивлённо посмотрела ему в глаза:
– Ты что, Боря?
– Лично я больше любил сникерсы, – зло ответил Борис, – и запивал их Колой. А ты чем свою запеканку?
– Компотом из сухофруктов, – промямлила Елена, – и киселём…
– Вкусно было?
– Вкусно…
– Вот и отлично! О вкусах, как известно, не спорят. Ты, если хочешь, лети в свое прекрасное детство, а у меня вся жизнь впереди. Чемодан верну, не переживай.
Елена беспомощно присела на пуфик.
Открытая дата
На девятый день, как положено, пришли на кладбище. Цветы на венках уже обмякли, земля подсохла, хлеб с гранёного стаканчика исчез, а водка то ли испарилась, то ли выпил кто-то. Анна поправила на венках ленточки, молча постояла у могилы и принялась раскладывать на маленьком столике поминальную снедь. Тоска по мужу ещё не улеглась – девять дней не срок.