Тени мудрецов. Часть 1

— Проспаться генералу нужно, — говорит Публий, словно отвечая на заданный вслух вопрос.

Микрофон и наушник военврач прячет в карман и раздевает Наилия, ворочая с бока на бок, как новорожденного младенца. Никакого обследования, препаратов и контроля состояния. Он оставит его вот так? Правда?

— Публий, сделай что-нибудь, — прошу, схватив медика за штанину. — Я сейчас сам отключусь, не услежу за ним ночью.

— Значит, отдыхай, только меня отпусти.

Вонврач выдергивает ткань брюк из моих слабых пальцев и наклоняется ниже, чтобы прошептать:

— Наилий — результат генетического эксперимента. В нем так много аномалий, что сыворотка, снимающая эффект от Шуи, причиняет ему сильнейшую боль. Пусть лучше спит. Явной угрозы больше нет, Таунд с кровати не встанет до полудня, а без короля ни одна церемония во дворце не начнется. Устали все. У меня раненый Рэм в госпитале и Трур с докладом. Помоги мне, Тиберий. Ложись рядом с генералом. Днем он проснется — первым делом про тебя спросит. Вот и ответишь.

Засыпаю к концу монолога. Слова Публия звучат, как на старой записи с помехами. Чудо, что я их понимаю. Капитан затаскивает меня на кровать. Хочу встать сама, но тело не слушается. Ботинки падают с ног, сквозняком тянет по голым плечам, но я успеваю схватиться за полы расстегнутой рубашки. Под бронежилетом грудь голая, не перебинтованная. Хочу возмутиться, прогнать Публия и раздеться, а получается только мычать неразборчиво и хватать военврача за руки.

— «Бочку» нужно снять, — шипит он. — В обморок от нехватки воздуха упадешь.

Сдаюсь и слушаю, как с треском разлепляются застежки бронежилета. Публий оставляет меня полуголую рядом с Наилием. Я перекатываюсь на бок и утыкаюсь носом в плечо генерала. К знакомому аромату его кожи примешивается запах дыма, а сквозь дремоту звучит голос Публия:

— Тиберий, станет плохо — кричи. Ты меня слышишь? Тиберий?

Змеи ползут по полу. Черные, блестящие, с розовыми языками. Поднимаю ноги на кровать и прячусь за спину генерала.

— Тише, — просит он. — Не двигайся.

Шуршание чешуйчатых тел раздражает. Они выползают из всех углов и тянутся по полу длинными лентами. Змеи закручиваются кольцами, свиваются узлами. Их так много, что некуда наступить.

— Тише, — повторяет генерал из темноты балдахина.

Нахожу его руку и впиваюсь в ладонь ногтями. Покрывало свисает с края кровати и по нему, как по лестнице, к нам забирается первая змея.

— Спаси нас, — шепотом прошу Наилия, — пожалуйста.

Слишком громко, змеи слышат. Черные ленты взвиваются щупальцами осьминога и с шипением бросаются на нас. Сотни блестящих глаз, острых зубов. Холодная, скользкая смерть. Мой истошный визг генерал зажимает ладонью и, обняв крепко, проваливается в темноту.

За тяжелым балдахином крошечная комната. Стены обиты бархатом, под ногами подушки, а перед глазами — дверь от пола до потолка. Гротескно-старая, будто срисованная с детской книги. Вместо ручки у неё молоток с раскинувшим крылья ястребом, а под ним все изрыто замочными скважинами, как норами. Такими большими, что внутрь проваливается указательный палец. Змеи проползут. Самые маленькие и мерзкие. Я уже слышу шипение и стрекот раздвоенных языков.

— Их нужно закрыть, Наилий! — задыхаясь, кричу генералу, но замочных скважин слишком много, ладоней не хватает.