Темный путь. Том второй

Она ничего не ответила и вдруг выдернула платок и разразилась слезами и рыданиями. Я вскочил с кресла.

LXXXV

— Жени!! Что это?.. К чему это?.. — И я поспешно налил стакан воды и поднес ей. Мне ужасно хотелось вылить ей этот стакан на голову. Я невольно вспомнил Серчукова и Фиму. — Полно, перестань, — сказал я, — тебе необходимо быть теперь как можно покойнее… К чему расстраивать себя?.. Через два-три дня мы поедем в Самбуновку. И все устроится… Будь покойна!..

Она выпила несколько глотков и, подав мне стакан, быстро и крепко схватила мою свободную руку обеими руками и прежде, чем я успел выдернуть ее, несколько раз страстно поцеловала ее.

— Жени!.. Что это?.. К чему?! — вскричал я.

Но она посмотрела на меня такими страстными, благодарными глазами, что я невольно потупился.

Она шептала:

— Не покидай меня!.. Ради Бога, друг мой, брат мой!.. Мне страшно… Когда я сижу одна, то мне все чудится его голос… я знаю, что это галлюцинация… но мне страшно… нервы… мне опять хочется убить себя… Отчаяние полное…

Насколько мог, я успокоил ее. Напомнил ей Самбуновку, отца, мать… Сказала ей, что напрасно она оттолкнула Нерокомского. Он так искренно был предан ей.

— Нет! — сказала она. — Я сказала ему только дожидаться… Может быть… впоследствии… через год…

Успокоив ее и простившись, я пошел к себе и застал у себя Нерокомского. Он протянул мне руку и сказал:

— Я знаю, она сказала вам: что мне делать?.. Посоветуйте!.. Я спрашиваю вас как друга… Ждать?! Во всяком случае, ждать… Я ведь не влюблен; я люблю ее… искренно, глубоко… Это прекрасная, возвышенная и такая добрая, привязчивая натура… Как жаль, что она попала в этот гражданский ерундизм. Он сильно помял ей мозги, и теперь о многом с ней нельзя говорить. Вы теперь знаете все… Что вы мне посоветуете? Скажите!

— Вы правы, она доброе и умное существо. Я советую ждать.

LXXXVI

Только себе я не мог посоветовать того же. Я не мог ждать. Целое утро, до двух часов, я провел в мучительной неизвестности.

Около двух часов мне принесли по городской почте письмо без печати, внизу было приписано: «в собственные руки». Почерк был женский, весьма красивый и ровный. Подписано оно было одной буквой Л., но при взгляде на эту букву вся кровь бросилась мне в голову. Прошло несколько времени, прежде чем я мог овладеть волнением и начать читать дрожавшие и прыгавшие строки. Вот что писала она: