Темный путь. Том второй

Я чувствовал, что при этом толковании я покраснел за свою опрометчивость и, мигая глазами, смотрел на нее; я думал, что она расхохочется, а она спокойно, величаво сидела передо мной во всем блеске своей холодной поражающей красоты.

Под конец разговора она взяла с меня слово, что я буду на другой день, в четверг, на их собрании у Бергенблата, и на этом мы с ней расстались.

Совершенно отуманенный и ее красотой, и тем, что она сказала мне, я снова вернулся в мою комнату. Мне все не верилось, что она сидела здесь, на этом кресле. И вся комната, казалось мне, осветилась и прониклась ее именем: в ней осталась ее атмосфера, чистая и благоухающая.

Так казалось тогда моей восторженной голове. Я бросился к Жени и рассказал ей о визите Лии и о вечере у Бергенблата и обо всех моих предположениях и планах еврейского кружка. Но Жени слушала меня рассеянно и, очевидно, многого не понимала. Она только спросила меня:

— Как скоро можно надеяться, что мы вернемся в Самбуновку?

LXX

На другой день вечером я отправился к Бергенблату, поручив Жени попечениям Нерокомского. Там все приняли меня чуть не с распростертыми объятиями… Очевидно, все подчинялись и исполняли то, что было указано их главой.

Молодежь, наперерыв друг пред другом, жала мне руку и рассыпалась в уверениях в братской приязни. Старые смотрели на меня снисходительно, и даже сам herr Габер несколько раз подходил ко мне. Одна только Лия встретила меня с неизменной холодностью. Как будто вчера ничего не случилось и не произошло никакого интимного разговора.

— Я так вам благодарен! — сказал я. — За то, что вы сняли с меня тяжелое чувство отчуждения к вашим единоверцам…

Но тут, в эту минуту, из внутренних комнат вышел и подошел к нам Бейдель и, бесцеремонно взяв меня под руку, отвел в сторону.

— Мне надо поговорить с вами, — сказал он. — Позвольте на минутку увести вас в нашу секретную комнатку. — И он повел меня из залы в темный коридор. Там он толкнул какую-то дверцу, и мы очутились в крохотной комнате, в каком-то чуланчике, в котором не было света, но Бейдель приподнял занавеску и открыл небольшое оконце, закрытое матовым стеклом, в котором был оставлен маленький просвет.

— Нас здесь никто не услышит, — сказал Бейдель. — Теперь наше дело сильно подвинулось вперед, и мы будем хлопотать, чтобы рядом или несколько дальше от нынешнего Апраксинского рынка или так называемого Щукина двора открылись другие лавки. Эти лавки будут еврейские, и тогда, мы твердо уверены, что наши объединенные братья окончательно убьют торговлю русских лавочников. Вы понимаете?.. Нам нужен был только первый толчок… Правительство не дает субсидии нашим лавочникам, но это мы устроим…

Я помню, как при этих словах во мне вдруг загорелась снова та привязанность к моим соплеменникам и ненависть к этим пархатым братьям-объединителям!..

— Послушайте — сказал я, — вы говорите так самоуверенно, как будто ваши единоплеменники будут братски соединены с коренным русским населением… Этого никогда не будет!.. Вы жестоко ошибаетесь!.. Очистите сперва вашу нацию от ее грязи и фанатических предрассудков и тогда… да… Но этого, именно этого, никогда не будет!.. Это невозможно!..

— Вы это говорите как русский, а я вам говорю как космополит, который видел и изучал евреев в Германии, Франции, Испании и Португалии. Везде в них преобладает естественное чувство единокровного сближения. Им недостает одного — просвещения, гуманности. Но передовые везде освободились от национальной нетерпимости и фанатизма.

— Я рад бы верить вам, — перебил я его, — но… не верится!..

Он пожал плечами и с сердцем сказал:

— Смотрите, изучайте сами и убедитесь!

Он больше ничего не сказал, быстро отворил дверь и вышел.

LXXI

Я снова вошел в залу. Какой-то юркий еврейчик подскочил ко мне и сказал:

— Вы, вероятно, хотели бы видеть господина Бергенблата? — Он там. И он кивнул на запертую дверь его кабинета. — Он уже спрашивал, пришли ли вы, и, вероятно, хочет говорить с вами. — И он взял меня легонько под руку и подвел к дверям, стукнув в них три раза.

— Войдите! — сказал Бергенблат.

Я отворил двери. С ним было два каких-то господина, которые что-то с жаром говорили ему, сильно жестикулируя.

Увидев меня, Бергенблат остановил их и пошел ко мне.

— А! — сказал он. — Вот и вы явились. Потом, обратясь к его собеседникам, прибавил: — После мы поговорим об этом. Об этом надо серьезно поговорить.

— Ну! — сказал он, взяв меня за руку и прямо смотря на меня своими добрыми глазами. — Вы были заняты вашей больной? Это правильно, правильно!.. Вам передала Лия, наши виды на вашу добрую помощь?… На днях Бейдель зайдет к вам, если позволите, и принесет вам краткую ведомость всего, что сделано нами в России и даже отчасти за границей. Вы только скажите ему, когда вас можно найти свободным. Присядьте на минуту. — И он пододвинул один из табуретов и похлопал по нему, приглашая меня сесть. Мы немножко потолкуем и выйдем затем в залу.

Я передал ему разговор мой с Бейделем.