Очевидно, он был готов рискнуть, потому что, тяжко вздохнув, схватил меня за бедра и снова вошел. Вдохнув, я медленно привыкала к заполненности внутри себя, прежде чем он снова немного вышел. Он наблюдал, как трахает меня, его взгляд затуманился. Пальцы угрожали оставить синяки, но с каждым медленным скольжением пульсация внутри меня нарастала и покалывала все сильнее. Я шевельнулась, толкнув его внутрь так глубоко, что он попал в приятную точку, и это вызвало стон.
–
– Я не трахаю девственниц,
Это было ледяное, бескомпромиссное заявление.
Я вздрогнула, как будто он дал мне пощечину. Эти слова стали ударом: он только что взял то, что я не могла отдать никому другому, и выбросил это как нечто ненужное. Мое сердце сжалось, за всю свою жизнь я не чувствовала себя такой дешевкой. Горячий, тяжелый ком стоял в горле.
Дрожащими руками я, как смогла, застегнула разорванный комбинезон и села, чувствуя себя больной и наивной. Я не знала, зачем сделала это с собой. Почему мне было настолько не все равно, что слезы жгли глаза. Почему даже сейчас я не в силах был ненавидеть его. Если уж на то пошло, я презирала себя за то, что подала Ронану себя на блюдечке для того лишь, чтоб он отверг меня, словно дешевую водку.
Гордость, словно язва, жгла желудок при мысли о том, что Ронан видел, как много он для меня значит. Так что, даже несмотря на прорвавшиеся слезы, я смогла выдавить невеселый, неуверенный ответ:
– В свой первый раз я хотела лепестков роз и зажженных свечей, но, на самом деле, что могло бы превзойти это?
Он стоял ко мне спиной, как будто не хотел даже смотреть на меня.
– Поверь, я оказал тебе услугу.
Чего я ожидала, отдав свою девственность мужчине, который похитил меня? Тот факт, что я вообще подумала об этом, свидетельствовал о том, что мне нужна была помощь.
Я поднялась на ноги, обиженный смешок застрял в горле.
– Да. Я чувствую твои добрые намерения. Они словно теплый луч солнца.
Он мрачно, горько вздохнул и повернулся ко мне, свирепо глядя.
– Ручаюсь, все твое тело почувствовало бы его словно настоящее, обжигающее, мать его, солнце, если бы я остался в тебе еще хоть на секунду.
Я выдержала его пристальный взгляд, слова захлестывали меня, но я не могла понять их, погруженная в унижение и ненависть к себе. Все, чего мне хотелось сейчас, это зализать свои раны подальше от Ронана. Жаль, что я не могла заесть свое горе коробкой мороженого, не рискнув заполучить ложку цианида. Это место – отстой.
Я сделала шаг к двери, но замерла, когда он заговорил.
– Ты не выйдешь из этой гребаной комнаты, – процедил он сквозь стиснутые зубы, глядя с полным отвращением.
Сегодняшний день грозил обернуться для меня ужасным стрессом.
–
Растерянность охватила меня, но я знала, что если откажусь, он усадит силой. У меня не было сил бороться с ним прямо сейчас: попытка удержать сердце целым сама по себе уже была битвой – итак, я оцепенело села, глядя куда угодно, только не на него. Сказать, что в комнате царил беспорядок, было бы преуменьшением. У Юлии будет удар.
Я пялилась в стену, тогда как Ронан присел передо мной на корточки. Горло сжало, когда он вытер слезу с моей щеки. Я хотела отбросить его руку, но жар ласки ошеломил меня, потянув за струны сердца.
– Прекрати плакать, – тихо потребовал он.
– Нет.
Он уронил руку.
– Тогда плачь. Не прекращай, пока я тебе не велю.
Слезы внезапно обожгли, словно хлорка, и я попыталась сморгнуть их. Он сухо, недоверчиво хмыкнул, и я поняла, что была слишком расстроена, чтобы заметить, как он использует на мне метод «от обратного». Очевидно, он понял, что я буду делать противоположное тому, что он приказывает.
На секунду воцарилось молчание, прежде чем он заговорил.
– Я не могу трахать тебя так,
Я не хотела разговаривать с ним сейчас, но мне было слишком любопытно, чтобы не задать мучивший меня вопрос.
– Как?
– Как тебе нужно.
Я прикусила губу, внутри на эмоциональных качелях раскачивалась неуверенность. Я была слишком растеряна. Это все было слишком.
Наконец я встретилась с ним взглядом.
– Теперь я могу идти?
Он секунду смотрел на меня, желваки ходили под скулами.
–
Я разочарованно вздохнула.
– Чего еще тебе нужно от меня сегодня? Плевать, пошли ты мне хоть пять персиковых смайликов, свою анальную невинность я тебе не отдам.
– Твою мать, – он хрипло хохотнул, – прекрати разговоры о девственности.
– Почему? Чувство вины заедает?