Темное искушение

Слова не успели повиснуть в воздухе. Один удар ногой по дивану отправил мебель в полет; диван врезался в стену, оставив меня совершенно незащищенной. Удерживая темный взгляд Ронана, я чувствовала, как поднимается по ногам стальной холод и шумит в ушах кровь.

Я рванула к двери, но не успела. Ронан легко мог схватить меня за волосы и швырнуть на пол, как это сделал охранник, но он схватил меня за платье. Это возмутило меня сильнее, чем если бы он причинил мне боль. Мне вдруг отчаянно захотелось боли, чтобы агония напомнила, как мало я для него значу, до того, как он украдет мою невинность и, как следствие, мою душу.

Когда он потащил меня назад, я вцепилась в тумбочку, переворачивая все в поисках оружия – или по крайней мере ища способ подтолкнуть его к тому, чтобы он вспомнил, что я – всего лишь пешка. Липкие пальцы схватили что-то, и, прежде чем я успела подумать, я развернулась и разбила вазу о его голову. Стекло посыпалось на пол, в комнате воцарилась мертвая тишина.

В фильмах мужчины от такого теряют сознание. Ронан не потерял.

Моя грудь вздымалась, ноги приросли к полу, когда он закрыл глаза и резко вздохнул. Когда он открыл их, я ждала возмездия. Я не ожидала, что он молча обнимет меня за талию, поднимет над разбитым стеклом и бросит на диван.

Когда его тело накрыло мое, то же сделало и чувство вины, придавив и добавив тяжести к его телу. Его ноги раздвинули мои бедра, руки держали запястья над головой.

Сожаление сдавило горло, я выдохнула:

– Я не стану извиняться.

Он прижался лицом к моей шее, издав мрачный удовлетворенный рык.

– Значит, ты все же чему-то учишься.

Адреналин схлынул, оставив меня чувствительной, незащищенной, пристыженной. Я не хотела быть тем, кто причиняет боль потому лишь, что мне причиняют боль. И сильнее всего что-то внутри меня сопротивлялось мысли о том, чтобы причинить боль ему, пусть даже он заслуживал этого как никто другой.

Может, эти татуированные пальцы и держали меня в плену, но они также спасли меня и отомстили за меня.

Чувство вины росло в груди, словно воздушный шар, и внезапно перед глазами остался лишь маленький мальчик в машине, руками собственной матери обреченный уйти на дно Москвы-реки. Мне стало интересно, не из-за этого ли появился у Ронана шрам на губе. От факта, что я могла добавить ему новых шрамов, тошнило. Напряжение подталкивало извинения к горлу, но когда я открыла рот, он скользнул своими губами по моим, резко сказав:

– Нет.

Несколько секунд мы лишь вдыхали выдохи друг друга. Тяжесть сдавила мою грудь, увлекая в темные воды рядом с ним, где я тонула, а он плыл. Единственное, что я хотела знать: схватит ли он меня за руку или даст утонуть?

Я не была уверена, что мне уже не все равно.

Я поцеловала порез, который оставила на его нижней губе. От этого пространство наполнилось моим безмолвным извинением, вызвав в его горле звук неудовольствия, но нарастающее внутри чувство заставило меня продолжить. Я потянулась губами поцеловать уголок его рта, затем тонкий шрам, по которому мягко провела языком. Грубо рыкнув, он схватил меня за подбородок и повернул голову так, чтобы я смотрела ему в глаза.

– Мне казалось, у тебя предубеждение против поцелуев со мной.

Библия впивалась мне в позвоночник. Уверена, никогда еще не было более ясного знака «сопротивляйся греху», чем Писание, буквально прожигающее спину, но эта мысль не помешала мне взглянуть Дьяволу прямо в глаза и произнести два слова, отправившие меня прямо в ворота ада.

– Я солгала.

Два удара сердца, его взгляд был словно темная грозовая ночь, насыщавшая воздух электричеством.

– Это плохая привычка.

– М-м-м, – это было все, что я могла ответить, все мое тело дрожало.

Я выдохнула, когда он провел большим пальцем по моей щеке, и привычная злодейская улыбка коснулась его губ.

– Не беспокойся, котенок. Я вытрахаю из тебя всю ложь.

Это прозвучало как угроза, но времени обдумать слова не было. Он разорвал мой комбинезон.

Пуговицы отлетели и рассыпались по полу. Тонкие швы легко разошлись на бедрах, оставив лишь узкие полоски. На мне не было бюстгальтера – обычное дело с тех пор, как я очутилась тут… и как только прохладный воздух коснулся моих обнаженных грудей, он сделал то же, обхватив мягкую плоть одной рукой, прежде чем сжать.

Кожа была такой чувствительной, что гудела. Шероховатость его ладони вызывала дрожь. Я горела повсюду, трение о костюм Armani раздувало неуверенный жар. Казалось, я ничего не могла сделать, только лежать с запястьями над головой.

Я вздохнула, пальцы сжались в кулаки, когда он втянул сосок в рот. Наслаждение сломало волю, заставив меня поднять бедра навстречу его эрекции. Скрипнув зубами, он отстранился, оставив мои соски напряженными и ноющими.