Телепорт

– Очень хорошая мысль, – похвалил я, провожая таксиста до двери. Прежде чем он вышел, я добавил: – На Флэтбуш-авеню есть полицейский участок. По-моему, это хорошее место для стоянки… то есть для машины.

– Да, сэр, – с облегчением проговорил мистер Адамс. – Надеюсь, неудобств это не создаст.

– Нет, – заверил я. – Пожалуй, это лучший вариант во всех смыслах.

Мама ушла в ванную привести себя в порядок, а я устроился в кресле в гостиной, поставив ноги на опору и слушая плеск воды. Под душем мама напевала. Вот еще один привет из прошлого, успокаивающий и одновременно тревожный.

– Вижу, ты сумел прибраться в комнате, – отметила мама, когда вошла в гостиную и остановилась у книжных полок.

– Ну да… – отозвался я и почти машинально добавил: – Я клининговую службу вызывал.

– Рада, что ты до сих пор читаешь. Твой отец книги никогда не жаловал.

Я промолчал, и мама посмотрела на меня, подняв брови.

– Да, для меня очень важно читать, – проговорил я, заполняя неловкую паузу. – Если бы я не читал, то с ума сошел бы.

Слабая улыбка, игравшая у мамы на губах, померкла.

– Книги помогают уйти от реальности?

– Ну да, уйти от реальности и понять, что не весь окружающий мир превратился в бардак и сошел с ума. Что в жизни других людей не обязательно присутствуют… – Я осекся.

Дурень я, дурень!

Мама набрала в легкие побольше воздуха:

– Дэви, я должна кое-что тебе сказать. Я должна сказать то, о чем думала много лет.

Казалось, она была смущена, но при этом настроена решительно. Я сел прямо, опора для ног, тихо скрипнув, сложилась. Меня замутило.

– Ладно, – проговорил я.

Мама опустилась на краешек дивана, ближний к моему креслу, и подалась вперед: локти на коленях, пальцы переплетены.

– Ты когда-нибудь слышал про «Ал-Анон»?

Я покачал головой.

– «Ал-Анон» – организация наподобие «Анонимных алкоголиков». Основной акцент в работе делается не на самих алкоголиках, а на членах их семей – супругах и детях. Я стала ходить на их собрания после переезда в Калифорнию. – Мама сделала паузу. – Человек, живущий с алкоголиком или рабом другой пагубной зависимости, отстает в эмоциональном развитии не меньше самого алкоголика. Поэтому методы лечения алкоголиков применимы и для их жертв.

Я кивнул. Я не знал, к чему она клонит, и, пожалуй, не хотел знать. Но ведь это моя мама!

– Обе организации используют так называемую программу «Двенадцать шагов». Каждый шаг – этап, на котором нужно чего-то достичь или с чем-то примириться, чтобы преодолеть последствия случившегося. Все этапы я разъяснять не буду, но «Девятый шаг» мне нужно сделать с тобой.

Это не моя мама. Это не женщина, которая шутила со мной, утешала меня и присматривала за мной. Я не знаю, кто эта серьезная, решительная особа.

– Что еще за «Девятый шаг»? – неохотно спросил я.

– Искупление вины. Признание вреда, нанесенного жертве этого вреда.

– Ой, мама, ты не навредила мне…

– Т-ш-ш! Все не так просто. Дай мне договорить.

Я ссутулился, плотно скрестил руки на груди и уставился на пол между нами.

– Дэви, я ужасно поступила по отношению к тебе. На целых шесть лет я бросила тебя на милость человека, которого знала как алкоголика, способного на эмоциональное и физическое насилие. До ухода из дома я молча потворствовала его издевательствам над тобой. Я позволила твоему отцу разрушить твое самоуважение. Я позволяла ему наказывать тебя, когда ты был ни в чем не виноват. В его насилии над тобой я была теневым партнером.

Я сжался в комок, будто живот сводила судорога. Будто хотел спрятать свою боль и обиду, заслонить от внешнего мира.

Мама снова заговорила:

– Заступиться за тебя мне мешали страх, сомнения, неуверенность. Но после ухода из дома я ничего не сделала – не защитила тебя от отцовского насилия, не избавила тебя от него. Самое страшное в том, что я сама причинила тебе зло, когда бросила тебя, лишила своей любви и заботы. Отнеслась к тебе как к потерянному багажу, до которого больше нет дела.

Мама снова сделала глубокий вдох. Я посмотрел ей в лицо, не поднимая головы, прямо сквозь челку, падающую на лоб. Щеки у мамы стали совсем мокрыми, но она глядела прямо на меня, смаргивая слезы.

– Молю господа о том, чтобы однажды ты смог меня простить.

– Ой, мама, ты не виновата. Тебе пришлось так поступить!

Она категорично покачала головой:

– Я… Вины моей это не умаляет. Я признаю эту вину, хоть ты и не считаешь меня виноватой. Однажды ты изменишь свое мнение и, боюсь, разозлишься на меня сильнее, чем на отца.

– Нет, никогда… О нем… о нем я без мата и говорить не могу… – Я сам заплакал.

Мама быстро подошла ко мне и присела на подлокотник кресла. Я потянулся к ней, мама обняла меня и стала гладить по спине. Получилось довольно неловко. Через минуту я кое-как вытер слезы. Из носа текло, поэтому я буркнул: «Извини меня» – и поднялся, вырываясь из маминых объятий. Из спальни я принес коробку бумажных салфеток. Мы оба вытерли носы и засмеялись.

– Гены – великая вещь, – сказал я.

– Ты совершенно прав. – Мама громко высморкалась, по звуку получилось как сирена в диапазоне меццо-сопрано. – Спасибо, что выслушал меня.

– Дело не в тебе. Ты не виновата.