Течение времени

Пожалуй, за последнее время ни разу не было так тяжко на сердце у Алексея Петровича, как после этого доклада. Объявление о докладе сделали накануне. Он передал ассистенту черно-белые пленки с формулами и иллюстрациями к докладу, что воспринималось здесь как давно устаревший способ демонстрации. В зале присутствовало человек пятнадцать-двадцать. Профессор Ларин, с присущей ему убедительностью, рассказывал о сути теории на русском языке в англоязычной аудитории. Федор Львович переводил надписи на слайдах и ответы на задаваемые вопросы формально, не заинтересованно: что написано, то и читаю. По реакции аудитории Алексей Петрович сделал вывод: его доклад, в котором он показывал пути развития теории и некоторые результаты исследований, не поняли. Если бы он знал язык, то непременно вызвал бы на дискуссию сомневающихся и укрепил мнение согласных с его выводами. И тут же он вспомнил своих полиглотов Танюшу и Алешу, которые нашли бы его русскому слову синонимы на одном, втором, третьем… языке, даже не понимая смысла научного или инженерного термина. И ему захотелось домой, к Леночке, к друзьям. А где сейчас Танюша и Алеша, он не знал. Может быть, во Франции, а может быть, в Италии, а может быть, полетели отдыхать на экзотические острова. Впрочем, скорее всего, трудятся над своими проблемами сближения разных народов, пытаясь разрушить языковые преграды. Когда Алексей Петрович убирал пленки в футляры, к нему подошел один из слушателей и заговорил на русском.

– Я главный инженер завода в Сиднее, Алеша Белоножкин. Мы тезки, здравствуйте.

– Здравствуйте, я очень рад! В России только близкие взрослого человека называют Алешей. Зовут обычно Алексеем.

– Об этом знаю. Я русский в третьем поколении, рожденный за рубежом. Сейчас начнутся Бэкингемовские чтения, с докладом выступит профессор Левитин. Вы не желаете послушать? Пойдемте, – он говорил на красивом русском рафинированном языке эмигрантской диаспоры.

Сначала Федор Львович говорил об условиях сопряженности двух тел, находящихся в сложном движении. Отдав дань памяти Бэкингему, известному ученому и инженеру, он перешел к чему-то другому. Говорил о развитии науки в СССР – о давлении сталинизма, о лысенковщине и генетике, о том, что в Советском Союзе долгое время кибернетику определяли как буржуазную лженауку. Белоножкин вопросительно посмотрел на Ларина.

– Все правильно. Только при чем здесь это?

Затем голос Левитина зазвучал саркастически и насмешливо, вызывая хохот в зале. Белоножкин старался переводить Ларину слово в слово.

– Кто создал паровую машину? – обратился к залу Левитин.

– Уатт!

– Неправильно, в России считают – братья Ползуновы!

– А кто изобрел радио?

– Маркони, Маркони!

– Ошибаетесь, русский Попов! Попов, Ползунов, Яблочков… Я мог бы назвать вам еще много других имен лучших и первых ученых и изобретателей в мире, которых не знают в России, потому что признание успехов иностранных ученых объявляют преклонением перед заграницей. Эта огромная милитаризованная империя живет за железным занавесом под бдительным оком КПСС и КГБ. Лозунги в этой стране – «Мы впереди планеты всей», «Лучшее – значит советское», там думают о светлом будущем всего мира, когда он будет жить по их образу и подобию, хотя сами еле сводят концы с концами. Страны капитализма – страны потребительского общества, заботятся только о личном обогащении. Я вас спрашиваю – разве это плохо?!

Алексей Петрович почувствовал, что к его горлу подкатывается комок гнева, удивления и возмущения этим человеком. Зачем он это говорит научной аудитории, которая на глазах превращается в неприлично хохочущую толпу? Он вскочил с места, перебивая Левитина и не обращая внимания на успокаивающий жест ведущего, бросил докладчику:

– Зачем вы, Федор Львович, восстанавливаете людей против нашей с вами родины? Сейчас, когда вся Россия живет надеждами на перестройку, когда нам необходима моральная поддержка стран всего мира, когда мы хотим войти в семью демократических стран, вы вспоминаете пропагандистские измышления КПСС, выдавая их за историческую правду.

Заседание было прервано. У трибуны стояли Левитин, подошедший к нему председатель заседания, Ларин, Белоножкин и группа участников конференции.

– Я выходец из Литвы, – вмешался председатель, – и могу немного по-русски. У нас свободная страна, и каждый может говорить, то, что думает. На СССР все еще смотрят с опаской – куда повернет перестройка, еще не ясно. Но я за установление научных контактов, за дружеские отношения.

– Зачем превращать научный доклад в политический? – возмущенно произнес Ларин. – Зачем вам, Федор Львович, понадобилось негативное освещение нашей страны? У нас перестройка, много трудностей, и нам нужна не критика нашего прошлого, а поддержка.

– Пока у власти будут КПСС и КГБ, перестройка невозможна, – язвительно парировал Левитин. – Я должен был выговориться. Это мое первое и последнее выступление на эту тему.

И ушел, не попрощавшись.